17 сентября в петербургском Театре Поколений вновь был показан спектакль «Всего лишь конец света», премьера которого состоялась в июне этого года. В его основе лежит одноименная пьеса французского драматурга и режиссера Жан-Люка Лагарса, написанная в 1990 году, а автором постановки является Валентин Левицкий. Несмотря на то, что произведения Лагарса переведены на многие языки и пользуются большой популярностью в мире, поскольку сочетают в себе черты психологической драмы, абсурдистские мотивы и чеховский минимализм, в России спектакль по этой пьесе ставится впервые. Заметим, что произведение, в какой-то степени, является автобиографическим, так как Лагарс писал его, будучи смертельно больным. Спустя пять лет драматург умер в Париже от СПИДа.
Сюжет истории довольно прост. Успешный и состоявшийся писатель и драматург Луи (альтер-эго самого Лагарса) приезжает в отчий дом, к родным и близким, которых он не видел двенадцать лет после своего отъезда (читай, творческого бегства), чтобы сообщить им о том, что он неизлечимо болен и жить ему осталось не более года. Однако семья, погрязшая в междоусобных распрях, не слышит и не чувствует того, что им хочет сказать Луи. Погружаясь в густую и вязкую смолу имманентных переживаний, главный герой разрывается между желанием сообщить семье трагическую весть и возможностью проверки их чувств к нему, главным из которых является ненависть. Или же любовь? Вот в этом и предстоит разобраться зрителю.
Все действие пьесы происходит в доме матери Луи, которую играет Наташа Пономарева, где так же проживает его младшая сестра Сюзанна (Кристина Комкина). Туда же, ради долгожданной встречи, прибывают его брат Антуан (Роман Хузин) со своей женой Катрин (Татьяна Шуклина). Главную роль исполняет Женя Анисимов, и, надо сказать, справляется с ней блестяще. За глубину натуры и лиризм, светлыми нотками падающий в душу зрителя, его персонажа хочется окутать безмерной любовью, которой ему так не хватает, но, временами, когда его хитрая игра переходит все границы, превращаясь в пиршество коварства и расчета, его хочется поколотить. Самые противоречивые чувства вызывает Луи у зрителя, и, наверное, так и должно быть. Ведь он – проекция на каждого из нас.
Как писал сам автор, все происходит в какое-то абстрактное воскресенье, а, возможно, и в течение целого года. День или год, для человека, находящегося на пороге смерти, становятся расплывчатыми понятиями. Время в этом спектакле, словно в черной дыре, способно растягиваться и сжиматься. Только что ты сидел на кровати, в компании полуобнаженной Сюзанны, а уже через секунду бредешь где-то по рельсам в сюрреалистическом сновидении Луи. Недосказанность – главное слово не только пьесы Жан-Люка Лагарса, но и постановки Валентина Левицкого. Читателю/зрителю не требуется знать всю подноготную этой истории. Необходимо без разного рода пояснений понимать, что гнев и ярость – не лучшие спутники человека. Но, к сожалению, они всегда с ним. А вот правда слишком легка, и ее постоянно уносит ветром или дыханием. Криком, в конце концов. И тяжелым грузом остаются только ложь, фальшь и лицемерие. Спектакль и дает нам представление об этом невероятном цирке лицемерия, возведенного в гротеск.
Помимо недосказанности во времени, мы имеем дело и со сложностью пространственного восприятия спектакля. Глаз не успевает захватывать подробности всего происходящего на сцене, протяженной между зрительскими рядами, и иногда, при просмотре, хочется обладать дисперсным, расширенным видением, о котором еще столетие назад говорили петербургские авангардисты Матюшин и Гуро. Однако потеря ориентации в текущих событиях и отрешенность от всего лишнего делают текст пьесы универсальным. Каждый зритель сам выбирает, на чем концентрировать внимание, благодаря чему возникает бесконечное множество трактовок этой истории, подтверждая истинность слов о том, что конец света – для каждого свой.
В русском переводе названия «мир» стал «светом», свет – днем, к концу которого закатилось не только солнце поэзии Лагарса, но и яростная полемика внутренних демонов в голове главного героя. Его общение с призраками прошлого расцветает яркими мазками красок, которыми он набрасывает маски как на остальных персонажей пьесы, так и на зрителей, проецируя на нас, аудиторию, свою дикую хтоническую боль. А мы эту боль ощущаем, обмениваясь взглядами из первых и вторых рядов, словно в горло нам вливают кувшин расплавленного воска. Стоит сказать, уровень жестокости был не запредельным, и Антонен Арто, безусловно, добавил бы страданий, но режиссер и так отхлестал нас по глазам плеткой, предварительно обмакнув ее в отчаяние и безысходность. И вроде ничего нового, очередной тупик. Но как же он изящен.
Понимаешь, что не зря французский режиссер-вундеркинд Ксавье Долан, которого чрезвычайно заботят проблемы внутрисемейных коммуникаций, обратился к этому тексту и снял фильм, представив его годом ранее в Каннах. А годом позже умрет главный герой пьесы. Нам остается лишь догадываться, насколько близко написанная Лагарсом история коснулась самой его жизни. Скорее всего, это и не нужно, ведь текст универсален, как было сказано выше, и его культурный код воспринимаем в любой стране мира.
Текст: Виктор Венгерский
Фотографии из открытого доступа