Сергей Довлатов – любимый писатель Льва Лурье. 3 сентября этого года Довлатову могло бы исполниться 75 лет, если бы он не умер 28 лет назад в Нью-Йорке от сердечной недостаточности. Советскому союзу неудобный писатель Довлатов был не нужен, как и поэт Бродский, и другие замечательные литераторы, артисты, ученые. Сегодня же влияние Довлатова на отечественную литературу огромно. Его книги занимают целые полки в книжных магазинах, его афоризмы вошли в обыденную речь. С годами его проза не устаревает, ведь несмотря на то, что Довлатова с нами нет, его герои все еще живут среди нас. Дом культуры Льва Лурье организует фестиваль в память о любимом писателе – День Д. Он состоится 2-4 сентября. А 28 августа Лев Яковлевич провел экскурсию по местам, связанным с жизнью и судьбой Сергея. Широко ли жил товарищ Довлатов?
Сбор экскурсантов был назначен на площади Искусств. Большой автобус оказался полностью заполнен самыми разными людьми, объединенными желанием узнать больше о Довлатове и послушать увлекательные рассказы историка, краеведа, писателя и журналиста Льва Лурье. Нужно отметить, что экскурсия – удовольствие не из дешевых. Билет стоит 1500р; школьникам, студентам, пенсионерам он обойдется в 1200 рублей. И, поверьте, оно того стоит – продолжительность экскурсии 3 часа! Каждому экскурсанту выдается персональный передатчик с наушником, посредством которого вы отлично слышите лектора даже на расстоянии в пару десятков метров: нет нужды толпиться и мешать друг другу, можно свободно прогуливаться вокруг, осматривая дома, и при этом вы будете все отлично слышать!
Первая остановка – школа, в которой учился Довлатов. К этому времени Лев Яковлевич уже рассказал о родителях писателя и его детстве. Нам он известен как человек крупный и внушительный, но в детстве Довлатов таким не был – обычный мальчик из интеллигентной семьи. Соучениками его были члены настоящей преступной группировки, чей послужной список полон шокирующими эпизодами. Примером для подражания был старший брат Сергея – Борис Довлатов. Но и он сумел отличиться. Борис уверенно шел на золотую медаль, но не получил ее, потому что помочился с крыши школы на голову ее директора. Времена были суровые.
Дворами Лурье вывел группу к дому, где жила семья Довлатова. Коммунальная квартира и ее обитатели были описаны в рассказах писателя. Лев Яковлевич вспомнил эпизод об одном из соседей, полковнике Тихомирове, человеке пренеприятном.
Мать работала корректором <...>Она совсем не высыпалась. Целыми днями мучительно боролась за тишину. Однажды не выдержала. Повесила отчаянный лозунг на своих дверях: «Здесь отдыхает полутруп. Соблюдайте тишину!» И вдруг наступила тишина. Это было неожиданно и странно. Тихомиров бродил по коридору в носках. Хватал всех за руки и шипел: – Тихо! У Довлатовой ночует политрук! Полковник радовался, что мама обрела наконец личное счастье. Да еще с идейно выдержанным товарищем. Кроме того, политрук внушал опасение. Мог оказаться старше Тихомирова по воинскому званию... Тишина продолжалась неделю. Затем обман был раскрыт.
"Наши", Сергей Довлатов
В День Д музей Зощенко организует экскурсию в квартире Довлатова. Можно будет увидеть комнату, принадлежавшую его семье, несмотря на то, что теперь в ней живут гастарбайтеры. К сожалению, личных вещей писателя в Петербурге практически не сохранилось. Как пояснил Лурье, когда Петербург покидал Бродский, все чувствовали, что он большой поэт и к вещам его отнеслись с пиететом, когда же уезжал Довлатов, его никто не воспринимал как большого писателя, более того, о том, что он вообще писал, знала лишь небольшая группа близких друзей. Кстати, в «Соло на Ундервуде» сам Довлатов описывал отношение к нему через вещи:
Встретил я однажды поэта Горбовского. Слышу: "Со мной произошло несчастье. Оставил в такси рукавицы, шарф и пальто. Ну, пальто мне дал Ося Бродский, шарф - Кушнер. А вот рукавиц до сих пор нет". Тут я вынул свои перчатки и говорю: " Глеб, возьми". Лестно оказаться в такой системе - Бродский, Кушнер, Горбовский и я. На следующий день Горбовский пришел к Битову. Рассказал про утраченную одежду. Кончил так: "Ничего. Пальто мне дал Ося Бродский, шарф - Кушнер, а перчатки - Миша Барышников".
Довлатов не стремился стать Писателем с большой буквы. Так говорят о нем все, кто был с ним знаком. Ему хотелось быть просто писателем, который пишет, которого издают, которого читают. К сожалению, когда Довлатов принял участие в творческом вечере, был написан донос: «грубый антисоветский сионистский шабаш, который прошел в доме Союза писателей, свидетельствует о том, что в стране распространяется ползучая контрреволюция». Двери Союза писателей и всех издательств оказались для него закрыты. Он неустанно писал новые рассказы, приносил их снова и снова, но везде получал отказ. Все это подробно описано как в его произведениях, так и в воспоминаниях его друзей.
Выйдя из двора дома 23 по улице Рубинштейна и проведя некоторое время у мемориальной таблички, установленной там, экскурсия переместилась к дому 19, где жил главный модник Довлатовской компании – Евгений Рейн. Лурье подробно рассказал о студенческих годах Довлатова, о его трагической любви к Асе Пекуровской, подтолкнувшей его к уходу в армию. Так он попал в охранные войска Коми АССР, где и начал формироваться тот писатель Довлатов, которого мы знаем и любим.
Затем группа отправилась к другому дому по улице Рубинштейна, который также попал на страницы рассказов Довлатова. И Лев Лурье перешел к рассказу о той части жизни писателя, когда он стал неугоден советским властям. Если раньше его просто не печатали, то теперь было решено выжить неугодного литератора из страны.
Бумага оказалась повесткой, которую я разглядывал минуты три. В конце говорилось: "Явка обязательна". Фамилии следователя не было. Названия дела, по которому меня вызывали, - тоже. Не было даже указано, кто я: свидетель, ответчик или пострадавший. Не было даже номера комнаты. Только - время и дата. Я знал, что такие повестки недействительны. Меня научил этому Игорь Ефимов. И я кинул повестку в мусорный бак...
Милиция затем приходила еще раза четыре. И я всегда узнавал об этом заранее. Меня предупреждал алкоголик Смирнов. Гена Смирнов был опустившимся журналистом. Он жил напротив моего дома. Целыми днями пил у окна шартрез. И с любопытством поглядывал на улицу. А я жил в глубине двора на пятом этаже без лифта. От ворот до нашего подъезда было метров сто. Если во двор заходил наряд милиции, Смирнов отодвигал бутылку. Он звонил мне по телефону и четко выговаривал единственную фразу:
- Бляди идут!
После чего я лишний раз осматривал засовы и уходил на кухню. Подальше от входных дверей. Когда милиция удалялась, я выглядывал из-за портьеры. В далеком окне напротив маячил Смирнов. Он салютовал мне бутылкой...
Сергей Довлатов, «Заповедник».
Завершилась экскурсия у дома Союза писателей, где проходил тот самый «сионисткий шабаш». Иммиграция была неизбежной. Довлатов не хотел покидать родину, однако, именно в иммиграции стала сбываться его мечта. Его начали печатать в Америке, оказалось, что его прозу очень легко переводить на английский язык. Друзья из Петербурга сообщали, что все их расспрашивают об этом новом ярком писателе Довлатове. И он планировал вернуться. Но вернуться именно писателем! Первый официальный тираж его книги уже был готов. Его друг, писатель Андрей Арьев, работал над предисловием для обложки. 24 августа 1990 года Сергей проснулся у подруги Алевтины Дробыш, она слышала, как он пошел в душ, затем – звук упавшего грузного тела. Писатель Довлатов умер по дороге в больницу. Его первая книга в России вышла с некрологом.
Текст и фото: Александр Шек
[gallery link="file" columns="3"]