Вскоре после саунд-чека в толпе был замечен Егор Крюковских, как обычно, оживлённый и полный энтузиазма. Вот он пробирается сквозь поток зрителей, стремящихся на крышу, а навстречу - некто в африканских косичках бирюзового цвета, с кошачьими ушами на причёске и в блестящем гриме. Егор радостно бормочет себе под нос "oh, kitty kitty" и что-то ещё по-английски про кошечек. Подобные детали помогают разрядить обстановку. Наблюдать за публикой - одно удовольствие: белые наряды с набивными пестрыми павлинами, дреды, клетчатые пиджаки, вечерние платья, шёлковые тренировочные костюмы, футболки и джинсы: всё вместе напоминает восточный базар.
В 20. 20 звучат первые нетерпеливые аплодисменты, но концерт задерживается ещё, и в этом чувствуется азиатское равнодушие к пунктуальной вежливости. Ветер усиливается, на крыше становится тем холоднее, чем солнце ниже. Наконец, на полчаса позже обещанного времени, шоу начинается. Илья Луштак берёт на себя конферанс. Первым делом он представляет Егора, затем объявляет, что Тодд его сосед, они играют часто уже несколько лет. "Ну а лидер, который нас собрал - это Григорий Воскобойников."
Звучит Beautiful Love. С первых же нот саксофона неуютное доселе пространство преображается, даже ветер стихает, внимание приковывается к белому шатру сцены, над которым парят морские чайки. Луштак играет соло, характерно звенит гитара, с нарочитой развязностью, так похоже на манеру речи музыканта. Ритм-секция рассыпается, раскатывается звуками городской площади, и снова вся композиция собирается воедино, чтобы сквозь разрывы музыкальной ткани продолжить тугой и плавный орнамент.
Следующий стандарт - Scrapple From The Apple – «сердцевина от яблока, то, что выбрасывается - это прямо про нас, замечает Илья, вы не думайте, что мы "сердцевина", как нечто важное». Итак, что там, в середине яблока? - органичный прочный ритм и крепкая порция импровизаций.
Илья ещё и поет, и в следующих стандартах зажигается танцевальная искорка; перепархивая с одного зрителя на другого, она заставляет ритмично переминаться с ноги на ногу, а развевающиеся на ветру волосы и одежды дополняют картину. Нарядных и не очень зрителей уравнивают пледы, которые, хотя и с трудом, можно раздобыть у организаторов, и вот уже большинство гостей похожи на неловкий ансамбль дрессированных пингвинов, которые покачиваются в такт.
Радостные музыканты улыбаются и явно наслаждаются друг другом и вечерним, уже не греющим, солнцем.
Луштак жалуется на голос, охрипший от ночного петербургского ветра, и это в самом деле мешает ему брать высокие ноты, но тем теплее становится тембр, оттеняемый разогревшимся саксофоном. Чувствуется, что на некоторых стандартах квартет "отдыхает", позволяя себе поддаться привычному течению темы, не особенно углубляясь в импровизации. Но вот опять с некоторым кокетством выстраивается импровизационная структура длящегося во времени произведения. Словно на ваших глазах возводят хрупкий дворец из игральных карт, который будет жить лишь несколько минут, чтобы его разрушила та же рука, которая только что с видимой лёгкостью соорудила. Если архитектура - музыка в камне, то и музыка сравнима с архитектурой, но в случае джаза мы имеем дело с таким временным, хотя и прекрасным творением, что впору расплакаться от его недолговечности.
Текст: Анна Рыбалка
Фотографии Евгении Анисимовой