«Привет! Я из цирка. Меня зовут Паша», — и деловито пожимает руку. Павлу Сапрыкину 28 лет, годом раньше, 12 апреля, он прибыл в Петербург. А до этого — гастроли по всему свету, рукотворные миры, где люди ходят на кверху ногами и мчатся над землей. Изнанка сюжета о кочевых артистах и жизнь эквилибриста после арены, иллюзия и жатва — об этих темах мы поговорили с Пашей.ОКОЛО: Давай начнем с того, почему ты в Питере и что здесь делаешь?ПАВЕЛ: Ну, начнем с того тогда, как я попал в цирк. Я вообще из маленького городишки, Павловска. Когда пришел выбор — куда идти после школы — отец предложил пойти за братом в военное училище. А я не хочу, я — другой человек. «Тогда куда?», - спрашивает отец. Я хотел что-то связанное со спортом, но не обычное: нашли цирковое училище, а оно единственное в России. Попробовал, поступил, ну, думаю: «Буду учиться». Учиться я умею, тружусь. Начал работать в Москве, тоже с цирком. После выпуска начал гастролировать, в Европу поехал. Я еще не был готов как сольный артист, и работал с группой. Устроился работать в цирк на Вернадского, поработали там год; после этого перевелись в цирк на Цветном бульваре. Погастролировали везде, даже в Северной Корее были, и нас приглашают в Дю Солей. Но я все это время репетирую и позиционирую себя как сольного артиста: у меня красивый реквизит, я его везде с собой катаю и при любых возможностях стараюсь реализовать себя как эквилибрист, как солист. ОКОЛО: Сколько времени прошло до твоего сольного номера?ПАВЕЛ: 5 лет я в этой группе работал, 5 лет. С этой группой мы попадаем в Дю Солей, начинаем работать на новое шоу, на Creations, в Канаду уезжаем. В 2010 году выпускается шоу «Тотем», над которым я работал. Мы прорабатываем там 3 года с группой, и группа увольняется, ну, просто по желанию руководителя номера. Я за это время успел показать себя, и у меня сначала был back-up-контракт (на замене). На самом деле, это очень тяжело: ты не настраиваешься, это сюрприз — оп, и ты сегодня работаешь 2 шоу. После того как увольняется номер, мне предлагают сольный контракт. Естественно, я подписываю контракт и начинаю работать сольный номер в этом шоу. Но даже спустя 3 года гастролей — а ты понимаешь, какая это жизнь? Может быть, для династийных ребят, у которых в цирке семья, они другой жизни не представляют для себя: когда ты живешь на сумках, в гостиницах, и у тебя отпуск — 2 недели в году. Так у нас есть между городами неделя, мы два месяца отработали и, пока перевезут шапито, сцену, площадку, мы отдыхаем за это время. Но где ты отдыхаешь? Либо в том городе, откуда уезжаешь, либо в том, куда приезжаешь. Это очень тяжело, когда твоя жизнь заключается в трех-четырех сумках. ОКОЛО: Интересно, что тебе нужно, что не помещается в четыре сумки?ПАВЕЛ: Что мне нужно? Уют домашний. Это такая тема, которая не помещается в четыре сумки. Там его нет. Даже если ты покупаешь дом, квартиру — многие покупают в Лас Вегасе, в Майами — только 2 недели в году ты можешь увидеть этот дом. Все остальное время ты классную штуку увидел: «Надо привезти будет», и ты ждешь год, пока ты ее привезешь домой, повесишь на полку, полюбуешься неделю, и уедешь опять. Ну, я все это проанализировал: там за тебя платят, кормят, возят — рафинированная жизнь. Твое дело маленькое — работать. ОКОЛО: Сколько времени ты уделял работе? ПАВЕЛ: У нас в неделю от восьми до десяти представлений. В понедельник выходной всегда. Например, ты в час приходишь и до одиннадцати ты в цирке. По идее, много свободного времени, свободного от репетиций. Физический труд — сложный, ты не можешь им постоянно заниматься. Час позанимался и все, до выступления. До выступления осталось четыре часа: тебе нужно наложить грим, покушать, отдохнуть, проверить костюм, размяться и начать работать представление. И ты вовлечен во время всего представления, не как в русском цирке. В русском цирке как? Ты вышел, отработал свой номер, и вышел в конце, помахал рукой, ну, бывает, в начале еще. А там ты работаешь на благо всего шоу. У тебя есть дополнительные выходы, они несложные, но нужно одевать костюм. Это было даже более ответственно для меня, потому что ты отвечаешь за номер другого.Если вернуться к тому, с чего мы начали, я посмотрел, как живут люди, которые старше меня. Есть мужичок один: у него сын родился в этом цирке, вырос, работает вместе с ним сейчас в номере и уже 20 лет сыну. А он работает в цирке 25 лет — руководитель большого номера, русский. Он сейчас увольняется, а ребенок остается работать. Я понял, что не хочу себе такой жизни. Такой вот простой выбор для себя сделал. Мне хватило силы воли уволиться оттуда по собственному желанию. Но то не единственная причина, почему я уволился и почему выбрал Питер. Много стран мы объездили, много городов. Люди из Питера за границей — другие: это русские, которые европейцы. Во-вторых, мы работали в Амстердаме, он мне понравился. Архитектура, устройство, каналы... Питер построен по образу и подобию, только с русским масштабом. Москву я знал, а в Питере я до этого был две недели. И вот ровно год назад, кстати, 12 апреля, я приехал с теми же четырьмя чемоданами. И еще одна из причин — здоровье. Профессиональный цирк, как и спорт, инвалидизирует. Ты работаешь на максимуме возможностей, ты каждый день выходишь с мега-серьезным настроем и с ответственностью, как перед крупными соревнованиями. ОКОЛО: Да, в цирке же еще есть часть про искусство: это сложнее. Люди, которые бегают по дорожке, не озабочены этим. ПАВЕЛ: Конечно, нам нужно улыбаться, нам нужно делать это с легкостью. Здоровье убивается серьезно. И у меня начало болеть плечо, и я после увольнения его прооперировал и вот, сейчас восстанавливаюсь. ОКОЛО: Ты сейчас классы ведешь, как же ты с плечом?ПАВЕЛ: Более или менее в порядке, я, в основном, рассказываю. Естественно, показываю на себе, но это другое. Мне не нужно 5 минут стоять на руках. ОКОЛО: Зачем ты ведешь мастер-классы? Если ты понял, что большой цирк травмирует, он не для тебя и не для людей вообще.ПАВЕЛ: Понятно. Я хочу с людьми поделиться своими чувствами, ощущениями и теми знаниями, которые я приобрел в процессе работы в цирке. Например, в йоге стоять на руках — самый высокий уровень, стоять на одной — это вообще космос. ОКОЛО: Почти левитация!ПАВЕЛ: Ага. У нас в цирке ты без одной руки ничего не сделаешь, это — не трюк. Брейк-данс, акройога, полотна — сейчас много всего развелось. Люди хотят повышения квалификации. Для того, чтобы с моим комплексом упражнений, моими рекомендациями они достигли нужного им результата, я это им провожу. Людям требуются знания дополнительные, маленькие секретики. Я делюсь, и это востребовано, я сам не ожидал такого успеха.ОКОЛО: Чувства и опыт, которые ты приобрел в занятиях эквилибристикой: мне кажется, что такая мощная работа с телом ощутимо меняет склад ума. Как на тебя повлияли эти занятия?ПАВЕЛ: Конечно, повлияли. Ты выходишь на арену, и две с половиной тысячи людей на тебя смотрят. Если ты прогнешься, если дашь слабинку в себе, в себе, народ это очень быстро схватит. Это как в клетку с тиграми заходят Запашные, и они всем своими видом и внутренним ощущением должны показывать, что они сильнее тигра, они — хозяева. То же самое на сцене: ты выходишь и должен взять эту публику в кулак. ОКОЛО: А есть точка невозврата в твоей профессии, откуда она уже отражается на твоей повседневной жизни, минимально связанной с выступлениями?ПАВЕЛ: Есть, есть, есть. Это в моем образе жизни. Во-первых, я покатался по миру, я знаю, как там — ведут себя, живут люди. Западные бизнес-компании впереди планеты всей, и я попал в одну из таких. Дю Солей — лучший цирк в мире как компания, как бизнес, как завод развлекательной индустрии. Я поварился в этом, и загорелся желанием открыть свое, свой цирк, свой бизнес. А моя работа наемного артиста, наемного рабочего — я ее сравниваю с армией: я на поле боя. У меня есть свой реквизит — моя винтовка, у меня есть поле боя — это манеж, моя сцена, у нас есть медсанчасть, форма, сержанты, офицеры. Есть генштаб, он где-то сидит и даже не видит, что ты делаешь. Мы съездили в город, завоевали его, отработали два месяца, поехали в другой. Я понимаю, что роста в этой компании больше быть не может. На поле боя солдатом я больше не хочу быть. Мне кажется, династийные артисты меня не понимают. Я достиг успеха здесь, почему я теперь не могу достичь успеха в другой сфере? ОКОЛО: А тот цирк который ты хочешь сделать здесь, он будет построен на других принципах? Там будут солдаты или их не будет?ПАВЕЛ: А весь бизнес строится так. Есть люди ведомые, и они не хотят рисковать, они- очень хорошие наемные сотрудники. А есть люди, у которых есть предпринимательский дух и они готовы брать на себя ответственность, создавать рабочие места и вести людей за собой. Кажется, я отношусь ко второму виду людей. ОКОЛО: Что, если ты встретишь других таких артистов, которые умеют второе?ПАВЕЛ: Замечательно, будем сотрудничать с ними. Очень здорово. Нужны партнеры, ведь бизнес — это командный вид спорта. Это нелегко, это примерно так для меня, как сделать номер. Нужно поставить номер, пошить реквизит, сделать хореографию, музыку, все это дело отрепетировать, хорошо отснять и начать продавать. Актив — это твой номер. ОКОЛО: Почему именно цирк? Кроме вложенного времени.ПАВЕЛ: Я считаю, что в России нет цирка, эта ниша сейчас свободна. Когда ты в последний раз была в цирке? А когда собираешься пойти? Я тебе отвечу, когда: когда своих детей поведешь. У нас цирк — это для детей и для...детей. Молодежь не ходит в цирк. ОКОЛО: Ты хочешь сделать цирк для взрослых, как Дю Солей?ПАВЕЛ: Чем мы хуже? В Дю Солей работает много наших артистов, но своего цирка крутого у нас нет. Есть Запашные, но они с животными — я хочу без животных; и они не выезжают за границу.ОКОЛО: А ты хочешь возить за границу?ПАВЕЛ: Конечно, нужно делать цирк международного уровня, это естественно для Питера. ОКОЛО: Ты, поработав в Дю Солей, смело говоришь, что это — бизнес и бренд. Как думаешь, что дальше произойдет с этой «конторой»?ПАВЕЛ: В том году Дю Солей продали. Сейчас новое руководство: новая метла по-новому метет. Что ожидать, не знаю... я думаю, что будет IPO, то есть можно будет акциями торговать на рынке. ОКОЛО: То есть творческого развития не предвидится...ПАВЕЛ: А его и нет, нет. Рабочие. Как на завод ходят, на станок. Клоуны не задерживаются в цирке, почему тот же Слава Полунин год отработал и все — нету творчества. Первый год создания шоу — это офигенная творческая работа, а дальше — рутина. У тебя есть твоя схема рабочая, которой ты должен придерживаться. И даже если я, эквилибрист, солист, хочу поменять стойку на правой руке на стойку на левой руке, я не могу это делать без согласования с директором, со световиком, с музыкантами. У нас не так в России: хочешь, сделай такой эксперимент, хочешь — другой; тебе никто слова не скажет. ОКОЛО: Потому что имени нет?ПАВЕЛ: Нет, потому что у нас есть душа в цирке. А там — завод, а там — завод...ОКОЛО: Получается, что скоро критически мыслящая часть населения перестанет посещать выступления, и Дю Солей станет вовсе кассово-массовым..ПАВЕЛ: Да, но это не большая часть населения. У них грамотная политика, там такие зубры бизнеса сидят, и, когда они делают шоу с Майклом Джексоном, им без разницы — есть там душа, есть там творчество. Или с Джеймсом Камероном они выпустили шоу по мотивам Аватара. И что, на него народ не пойдет чтоли? Какая им разница? Опять же, в русском цирке тебе выдали костюм, и ты за него отвечаешь: стираешь, подшиваешь. Там ты ничего не делаешь, вообще ничего не делаешь. Приходишь, лицо намазал краской и — вперед, размялся и — на работу. ОКОЛО: У тебя на страничке я видела запись вашей уличной акции в Санта Монике. Расскажи, как это было?ПАВЕЛ: Это — стабильная рекламная практика. В Санта Монике было интересно, мы работали с ребятами из Red Bull. Артисты..наверное, они артисты, спортсмены: ребята на bmx, брейкдансеры. Они совместно с нами делали шоу. У нас был огромный автобус, такой пати-бас, там были холодильники с этим red bull-ом. Нас погрузили, мы — такие артисты: носочки тяну, певица — поет. А тут эти чуваки — в шапках, в джинсах рваных — совершенно два разных стайла. Я, понимаешь, в гриме, в мейк-апе... Такой контраст — обалдеть. Но слепили нам прикольный номерок. Они сумасшедшие, у них очень крутой уровень квалификации, они очень крутые. У нас — классический цирк, театрализованные вещи. ОКОЛО: Есть ли временные рамки для открытия твоего цирка?ПАВЕЛ: Нет, но я тружусь в этом направлении, я тружусь. Это моя мечта, и если я эту мечту осуществлю очень быстро, то завтра я не буду знать, о чем мечтать.
ОКОЛО: Давай начнем с того, почему ты в Питере и что здесь делаешь?
ПАВЕЛ: Ну, начнем с того тогда, как я попал в цирк. Я вообще из маленького городишки, Павловска. Когда пришел выбор — куда идти после школы — отец предложил пойти за братом в военное училище. А я не хочу, я — другой человек. «Тогда куда?», - спрашивает отец. Я хотел что-то связанное со спортом, но не обычное: нашли цирковое училище, а оно единственное в России. Попробовал, поступил, ну, думаю: «Буду учиться». Учиться я умею, тружусь. Начал работать в Москве, тоже с цирком. После выпуска начал гастролировать, в Европу поехал. Я еще не был готов как сольный артист, и работал с группой. Устроился работать в цирк на Вернадского, поработали там год; после этого перевелись в цирк на Цветном бульваре. Погастролировали везде, даже в Северной Корее были, и нас приглашают в Дю Солей. Но я все это время репетирую и позиционирую себя как сольного артиста: у меня красивый реквизит, я его везде с собой катаю и при любых возможностях стараюсь реализовать себя как эквилибрист, как солист.
ОКОЛО: Сколько времени прошло до твоего сольного номера?
ПАВЕЛ: 5 лет я в этой группе работал, 5 лет. С этой группой мы попадаем в Дю Солей, начинаем работать на новое шоу, на Creations, в Канаду уезжаем. В 2010 году выпускается шоу «Тотем», над которым я работал. Мы прорабатываем там 3 года с группой, и группа увольняется, ну, просто по желанию руководителя номера. Я за это время успел показать себя, и у меня сначала был back-up-контракт (на замене). На самом деле, это очень тяжело: ты не настраиваешься, это сюрприз — оп, и ты сегодня работаешь 2 шоу. После того как увольняется номер, мне предлагают сольный контракт. Естественно, я подписываю контракт и начинаю работать сольный номер в этом шоу. Но даже спустя 3 года гастролей — а ты понимаешь, какая это жизнь? Может быть, для династийных ребят, у которых в цирке семья, они другой жизни не представляют для себя: когда ты живешь на сумках, в гостиницах, и у тебя отпуск — 2 недели в году. Так у нас есть между городами неделя, мы два месяца отработали и, пока перевезут шапито, сцену, площадку, мы отдыхаем за это время. Но где ты отдыхаешь? Либо в том городе, откуда уезжаешь, либо в том, куда приезжаешь. Это очень тяжело, когда твоя жизнь заключается в трех-четырех сумках.
ОКОЛО: Интересно, что тебе нужно, что не помещается в четыре сумки?
ПАВЕЛ: Что мне нужно? Уют домашний. Это такая тема, которая не помещается в четыре сумки. Там его нет. Даже если ты покупаешь дом, квартиру — многие покупают в Лас Вегасе, в Майами — только 2 недели в году ты можешь увидеть этот дом. Все остальное время ты классную штуку увидел: «Надо привезти будет», и ты ждешь год, пока ты ее привезешь домой, повесишь на полку, полюбуешься неделю, и уедешь опять.
Ну, я все это проанализировал: там за тебя платят, кормят, возят — рафинированная жизнь. Твое дело маленькое — работать.
ОКОЛО: Сколько времени ты уделял работе?
ПАВЕЛ: У нас в неделю от восьми до десяти представлений. В понедельник выходной всегда. Например, ты в час приходишь и до одиннадцати ты в цирке. По идее, много свободного времени, свободного от репетиций. Физический труд — сложный, ты не можешь им постоянно заниматься. Час позанимался и все, до выступления. До выступления осталось четыре часа: тебе нужно наложить грим, покушать, отдохнуть, проверить костюм, размяться и начать работать представление. И ты вовлечен во время всего представления, не как в русском цирке. В русском цирке как? Ты вышел, отработал свой номер, и вышел в конце, помахал рукой, ну, бывает, в начале еще. А там ты работаешь на благо всего шоу. У тебя есть дополнительные выходы, они несложные, но нужно одевать костюм. Это было даже более ответственно для меня, потому что ты отвечаешь за номер другого.
Если вернуться к тому, с чего мы начали, я посмотрел, как живут люди, которые старше меня. Есть мужичок один: у него сын родился в этом цирке, вырос, работает вместе с ним сейчас в номере и уже 20 лет сыну. А он работает в цирке 25 лет — руководитель большого номера, русский. Он сейчас увольняется, а ребенок остается работать. Я понял, что не хочу себе такой жизни. Такой вот простой выбор для себя сделал. Мне хватило силы воли уволиться оттуда по собственному желанию. Но то не единственная причина, почему я уволился и почему выбрал Питер. Много стран мы объездили, много городов. Люди из Питера за границей — другие: это русские, которые европейцы. Во-вторых, мы работали в Амстердаме, он мне понравился. Архитектура, устройство, каналы... Питер построен по образу и подобию, только с русским масштабом. Москву я знал, а в Питере я до этого был две недели. И вот ровно год назад, кстати, 12 апреля, я приехал с теми же четырьмя чемоданами. И еще одна из причин — здоровье. Профессиональный цирк, как и спорт, инвалидизирует. Ты работаешь на максимуме возможностей, ты каждый день выходишь с мега-серьезным настроем и с ответственностью, как перед крупными соревнованиями.
ОКОЛО: Да, в цирке же еще есть часть про искусство: это сложнее. Люди, которые бегают по дорожке, не озабочены этим.
ПАВЕЛ: Конечно, нам нужно улыбаться, нам нужно делать это с легкостью. Здоровье убивается серьезно. И у меня начало болеть плечо, и я после увольнения его прооперировал и вот, сейчас восстанавливаюсь.
ОКОЛО: Ты сейчас классы ведешь, как же ты с плечом?
ПАВЕЛ: Более или менее в порядке, я, в основном, рассказываю. Естественно, показываю на себе, но это другое. Мне не нужно 5 минут стоять на руках.
ОКОЛО: Зачем ты ведешь мастер-классы? Если ты понял, что большой цирк травмирует, он не для тебя и не для людей вообще.
ПАВЕЛ: Понятно. Я хочу с людьми поделиться своими чувствами, ощущениями и теми знаниями, которые я приобрел в процессе работы в цирке. Например, в йоге стоять на руках — самый высокий уровень, стоять на одной — это вообще космос.
ОКОЛО: Почти левитация!
ПАВЕЛ: Ага. У нас в цирке ты без одной руки ничего не сделаешь, это — не трюк. Брейк-данс, акройога, полотна — сейчас много всего развелось. Люди хотят повышения квалификации. Для того, чтобы с моим комплексом упражнений, моими рекомендациями они достигли нужного им результата, я это им провожу. Людям требуются знания дополнительные, маленькие секретики. Я делюсь, и это востребовано, я сам не ожидал такого успеха.
ОКОЛО: Чувства и опыт, которые ты приобрел в занятиях эквилибристикой: мне кажется, что такая мощная работа с телом ощутимо меняет склад ума. Как на тебя повлияли эти занятия?
ПАВЕЛ: Конечно, повлияли. Ты выходишь на арену, и две с половиной тысячи людей на тебя смотрят. Если ты прогнешься, если дашь слабинку в себе, в себе, народ это очень быстро схватит. Это как в клетку с тиграми заходят Запашные, и они всем своими видом и внутренним ощущением должны показывать, что они сильнее тигра, они — хозяева. То же самое на сцене: ты выходишь и должен взять эту публику в кулак.
ОКОЛО: А есть точка невозврата в твоей профессии, откуда она уже отражается на твоей повседневной жизни, минимально связанной с выступлениями?
ПАВЕЛ: Есть, есть, есть. Это в моем образе жизни. Во-первых, я покатался по миру, я знаю, как там — ведут себя, живут люди. Западные бизнес-компании впереди планеты всей, и я попал в одну из таких. Дю Солей — лучший цирк в мире как компания, как бизнес, как завод развлекательной индустрии. Я поварился в этом, и загорелся желанием открыть свое, свой цирк, свой бизнес. А моя работа наемного артиста, наемного рабочего — я ее сравниваю с армией: я на поле боя. У меня есть свой реквизит — моя винтовка, у меня есть поле боя — это манеж, моя сцена, у нас есть медсанчасть, форма, сержанты, офицеры. Есть генштаб, он где-то сидит и даже не видит, что ты делаешь. Мы съездили в город, завоевали его, отработали два месяца, поехали в другой. Я понимаю, что роста в этой компании больше быть не может. На поле боя солдатом я больше не хочу быть. Мне кажется, династийные артисты меня не понимают. Я достиг успеха здесь, почему я теперь не могу достичь успеха в другой сфере?
ОКОЛО: А тот цирк который ты хочешь сделать здесь, он будет построен на других принципах? Там будут солдаты или их не будет?
ПАВЕЛ: А весь бизнес строится так. Есть люди ведомые, и они не хотят рисковать, они- очень хорошие наемные сотрудники. А есть люди, у которых есть предпринимательский дух и они готовы брать на себя ответственность, создавать рабочие места и вести людей за собой. Кажется, я отношусь ко второму виду людей.
ОКОЛО: Что, если ты встретишь других таких артистов, которые умеют второе?
ПАВЕЛ: Замечательно, будем сотрудничать с ними. Очень здорово. Нужны партнеры, ведь бизнес — это командный вид спорта. Это нелегко, это примерно так для меня, как сделать номер. Нужно поставить номер, пошить реквизит, сделать хореографию, музыку, все это дело отрепетировать, хорошо отснять и начать продавать. Актив — это твой номер.
ОКОЛО: Почему именно цирк? Кроме вложенного времени.
ПАВЕЛ: Я считаю, что в России нет цирка, эта ниша сейчас свободна. Когда ты в последний раз была в цирке? А когда собираешься пойти? Я тебе отвечу, когда: когда своих детей поведешь. У нас цирк — это для детей и для...детей. Молодежь не ходит в цирк.
ОКОЛО: Ты хочешь сделать цирк для взрослых, как Дю Солей?
ПАВЕЛ: Чем мы хуже? В Дю Солей работает много наших артистов, но своего цирка крутого у нас нет. Есть Запашные, но они с животными — я хочу без животных; и они не выезжают за границу.
ОКОЛО: А ты хочешь возить за границу?
ПАВЕЛ: Конечно, нужно делать цирк международного уровня, это естественно для Питера.
ОКОЛО: Ты, поработав в Дю Солей, смело говоришь, что это — бизнес и бренд. Как думаешь, что дальше произойдет с этой «конторой»?
ПАВЕЛ: В том году Дю Солей продали. Сейчас новое руководство: новая метла по-новому метет. Что ожидать, не знаю... я думаю, что будет IPO, то есть можно будет акциями торговать на рынке.
ОКОЛО: То есть творческого развития не предвидится...
ПАВЕЛ: А его и нет, нет. Рабочие. Как на завод ходят, на станок. Клоуны не задерживаются в цирке, почему тот же Слава Полунин год отработал и все — нету творчества. Первый год создания шоу — это офигенная творческая работа, а дальше — рутина. У тебя есть твоя схема рабочая, которой ты должен придерживаться. И даже если я, эквилибрист, солист, хочу поменять стойку на правой руке на стойку на левой руке, я не могу это делать без согласования с директором, со световиком, с музыкантами. У нас не так в России: хочешь, сделай такой эксперимент, хочешь — другой; тебе никто слова не скажет.
ОКОЛО: Потому что имени нет?
ПАВЕЛ: Нет, потому что у нас есть душа в цирке. А там — завод, а там — завод...
ОКОЛО: Получается, что скоро критически мыслящая часть населения перестанет посещать выступления, и Дю Солей станет вовсе кассово-массовым..
ПАВЕЛ: Да, но это не большая часть населения. У них грамотная политика, там такие зубры бизнеса сидят, и, когда они делают шоу с Майклом Джексоном, им без разницы — есть там душа, есть там творчество. Или с Джеймсом Камероном они выпустили шоу по мотивам Аватара. И что, на него народ не пойдет чтоли? Какая им разница?
Опять же, в русском цирке тебе выдали костюм, и ты за него отвечаешь: стираешь, подшиваешь. Там ты ничего не делаешь, вообще ничего не делаешь. Приходишь, лицо намазал краской и — вперед, размялся и — на работу.
ОКОЛО: У тебя на страничке я видела запись вашей уличной акции в Санта Монике. Расскажи, как это было?
ПАВЕЛ: Это — стабильная рекламная практика. В Санта Монике было интересно, мы работали с ребятами из Red Bull. Артисты..наверное, они артисты, спортсмены: ребята на bmx, брейкдансеры. Они совместно с нами делали шоу. У нас был огромный автобус, такой пати-бас, там были холодильники с этим red bull-ом. Нас погрузили, мы — такие артисты: носочки тяну, певица — поет. А тут эти чуваки — в шапках, в джинсах рваных — совершенно два разных стайла. Я, понимаешь, в гриме, в мейк-апе... Такой контраст — обалдеть. Но слепили нам прикольный номерок. Они сумасшедшие, у них очень крутой уровень квалификации, они очень крутые. У нас — классический цирк, театрализованные вещи.
ОКОЛО: Есть ли временные рамки для открытия твоего цирка?
ПАВЕЛ: Нет, но я тружусь в этом направлении, я тружусь. Это моя мечта, и если я эту мечту осуществлю очень быстро, то завтра я не буду знать, о чем мечтать.