У них были свои семьи: матери, которые в них души не чаяли и старались вырастить офицеров и людей чести, а также сестры, готовые простить, помочь или спасти своих братьев любыми правдами и неправдами, и конечно, жены, пусть и закрывающие глаза на многое из происходящего, но поддерживающие своих мужей до конца.
Все это стало сюжетными линиями одного спектакля, в котором режиссер постарался показать декабристов – и романтическими героями, и людьми с разными характерами, при этом общей идеалистической верой в утопию, где нет места ни программе действий, ни плану развития большой страны.
Отдельно хочется отметить замечательную игру студентов Ю. М. Красовского: Сергея Якушева в роли Николая Бестужева, Анастасии Смоляниченко в роли невероятно трогательной жены Рылеева, Владислава Ставропольцева, создавшего яркий и запоминающийся образ Михаила Бестужева и Федора Пшеничного, воплотившего в роли Александра Бестужева эталон интеллигенции 19 века.
Не менее значимым, чем декабристы, героем спектакля стал Николай I, великолепно сыгранный Петром Севенардом. Интерпретация образа царя позволяет увидеть в нем твердого, жесткого стратега, во многом грубого и возможно, даже несколько коварного. Ему свойственна логика суждений в отличие от романтических фантазий организаторов восстания. Первой своей задачей император считал расследование корней заговора, которое, по его представлению, чуть было не погубило государство. С этой целью он принимал активное участие в следствии по делу декабристов, в том числе в их допросах, где одним из самых важных вопросов был такой: «представь: вы победили. Чем ты занят 15 декабря?»
У Николая I планы были не только на 15 декабря, но и на несколько лет вперед, во многом благодаря беседам с известным историком Николаем Карамзиным. И пусть его не было на сцене, но его имя лейтмотивом шло через весь спектакль, как символ веры в спасение, потому что если он смог уговорить царя освободить крестьян, то и другие перемены возможны.
Возможно многое, но не помилование для тех, кто уже станцевал свой последний котильон, постепенно превратившийся из французского бального танца в танец марионеток, послушно движимых беспощадной рукой дирижера. Остается только молитва, звучащая в проникновенном многоголосии там, где мгновение проходит, превращаясь в бесконечность.
Текст: Инна Зайцева
Фотографии из открытого доступа