Лилиан Наврозашвили — яркая и музыкально одаренная актриса Театра Юного Зрителя. Внучка известного татарского поэта Мусы Джалиля, 
памятник которому установлен у стен казанского Кремля. Актриса окончила Казанское театральное училище и, переехав в Петербург, поступила на курс Андрея Толубеева. Сыграла в ТЮЗе главную роль в спектакле «Пойми меня» в 1998 году, после чего была принята в труппу. Сейчас занята во многих спектаклях театра, в том числе в «Леньке Пантелееве», «Короле Лире», «Маленьких трагедиях». Хорошо известна и кинозрителю: снималась в таких фильмах, как «Волкодав», «За пределами закона», «Дыши со мной» и др. Ее героини почти всегда поют, но каждая на свой лад. Актриса рассказала о своих ролях и сомнениях, специфике работы в ТЮЗе, начертив, таким образом, свой объёмный и во многом противоречивый автопортрет.
Лилиан, какого это родиться в семье героя Советского союза? Испытывали ли Вы определенные сложности?
Я думаю, их ощущала скорее моя мама — она росла в советское время, где героев награждали исключительно положительными чертами характера, и не было принято, чтобы у них было два, три брака — они должны были быть идеальными во всем. У Мусы Джалиля было трое детей — Альберт, моя мама (Люция Мусаевна Джалилова) и Чулпан. Мама закончила ВГИК, хотела работать по профессии, но не все планы удалось реализовать — в чем-то тоже мешала фамилия. Соратники дедушки говорили, что принципы, которые были у дедушки — взгляд на жизнь, бескомпромиссность — обязательно передадутся мне. Я все время чувствовала какую-то ответственность – все пытались меня уколоть, если я поступала не так, как от меня ожидали. Я любила читать стихи дедушки, в советское время каждый школьник знал их. Только уехав из Казани, я стала спокойно рассказывать о своей семье. Четыре года назад в Петербурге открылся памятник дедушке на Гаванской - это был подарок городу от республики Татарстан, в знак уважения и памяти: ведь именно здесь, под Ленинградом, Муса Джалиль попал в плен.
Почему Вы захотели заняться театром?
Вся атмосфера творчества шла от мамы: она всегда устраивала дома кукольные спектакли, мы с соседскими ребятами смотрели диафильмы. В подростковом возрасте я начала сопротивляться, сентиментальность, творческая восприимчивость стали мне мешать, делали меня более уязвимой. Мне захотелось чего-то противоположного, и я выбрала конькобежный спорт, не совсем женское занятие. Он меня во многом воспитал. Через какое-то время мама сказала: «мышцы у тебя выросли, но книг ты не читаешь, и разговаривать с тобой стало не о чем». Это меня сильно задело, и я решила, что пора вернуться к себе. Я училась в 11 классе, и нужно было выбирать, куда поступать. По всем точным наукам у меня были тройки. Я была в активе школы, выступала в агитбригадах — больше занималась творческой деятельностью, чем учебой. Помимо этого я закончила музыкальную школу, очень много времени уделяла танцевальному коллективу и студии клоунады и пантомимы. Решила поступать в театральное училище, где получила средне специальное образование. После этого я поехала в Петербург устраиваться в театр. Но куда бы я ни приходила — труппы были сформированы. Сейчас я понимаю, что в театре многое решается через знакомых: труппы переполнены, конкуренция слишком большая — самому очень сложно пробиться.
И в результате Вы решили поступать в СПбГАТИ?
Знакомые ребята из Казани посоветовали мне поступать в академию. На курс меня взяли вольнослушателем, вот тогда и началась настоящая школа – я поняла, что хочу заниматься этой профессией всю жизнь. Я училась, приходя на репетиции в БДТ, где у нас была мастерская. Смотрела на Лаврова, Усатову, Фрейндлих, Басилашвили, Лебедева. Амбиции и тщеславие стали уходить, и началась настоящая самостоятельная жизнь. Потом я какое-то время училась на платном отделении, но вскоре перешла на бесплатное. Я работала в театральной библиотеке уборщицей, и там у меня сформировалось прекрасное общество: благодаря дружбе с женщинами-хранительницами, носительницами культуры, и компании других людей у меня постепенно начало возникать ощущение, что я в этом городе становлюсь своей. К тому же, на курсе я нашла своего режиссера — Романа Мархолиа, он поставил у нас замечательный спектакль «Сон в летнюю ночь».
Как возник ТЮЗ в вашей жизни?
Еще учась на курсе, меня заметил и пригласил в свой спектакль «Пойми меня» бывший артист ТЮЗа Алексей Арефьев. По окончании академии Толубеев посоветовал мне идти в ТЮЗ, и я послушалась мастера. Конечно, у меня было желание работать в другом театре — особенно поначалу: кроме сцены БДТ я ничего не видела. Но постепенно я поняла, что сделала правильный выбор. У нас одна из лучших трупп в городе. Первые годы у меня было по тридцать спектаклей в месяц, но это не то, что открывает актера, если мы говорим о высшем понимании профессии, не просто ремесле. Но, безусловно, это практика, незаменимый опыт.
Вы сыграли во множестве спектаклей. Какая постановка открыла вас с неожиданной стороны?
«Анатоль» Олега Рыбкина. Он такой интересный, странный человек, непохожий на режиссера-диктатора. Мы репетировали без напряга, в удовольствие: Олег умеет слышать артистов. «Анатоль» - это произведение Шницлера, удивительно, что до этого я уже была знакома с творчеством этого драматурга: Роман Мархолиа пригласил меня на главную роль в спектакль «Покрывало Пьеретты, сочиненный в жанре пантомимы. Моя Эмилия из «Анатоля» была женщиной очень взбалмошной, хитрой, с долей коварства, немножко роковой, немножко глупой — раньше я таких не играла. В этом спектакле я получала удовольствие оттого, что могу импровизировать. Костюм меня не смущал — он ведь как кожа: если помогает тебе, ты понимаешь, как играть. С Рыбкиным я больше не встретилась, к сожалению, но уверена, что это мой режиссер.
Лилиан, в одном из интервью Вы говорили о том, что образы смелых и сильных духом женщин вам ближе, чем лирических героинь. А как же тогда Вы играете нежную Фенечку в спектакле «Отцы и дети»?
Режиссер Георгий Цхирава убеждал нас, что если Павел Петрович говорит, что она напоминает ему княгиню, героиня должна внешне как-то походить на нее. Я не могу в это поверить – с моей точки зрения, простая русская девушка — это кровь с молоком. Я честно играю эту роль, но мне в ней тесно. Может это не правильно, но это не мое. Роли воительниц я люблю больше, потому что детство прошло в мальчишеской компании — мне всегда нравились Робин Гуды, казаки-разбойники. Мама всячески старалась покупать мне платья и бантики, но моя натура этому сопротивлялась — видимо, это характер. Я любила читать «Алые паруса», но только совсем недавно поняла разницу между тем, как ты чувствуешь, и как ты эти чувства можешь показать. Я чувствую романтические роли, могу их разобрать как театральный критик. Но я не знаю, каким способом существования на сцене это проявить, как сделать так, чтобы зритель увидел во мне романтическую героиню. В чем состоит профессия артиста? Он должен суметь передать зрителю чувства своего персонажа. Ко мне женственность пришла совсем недавно: есть девочки — «Герды», а есть - «Разбойницы», долгое время я относилась ко второму типу.
Значит роль Реганы в «Короле Лире» для вас была притягательна?
Как ни странно, в этом спектакле я хотела сыграть Корделию: я уже давно росла без папы, и мне хотелось выразить любовь к нему. Репетиции были очень интересные — было понятно, почему режиссер взял это материал: он делал спектакль про себя, ведь сам пережил смену режимов. Шапиро выстраивает интонацию спектакля — хочет, чтобы ты звучал как соль-бемоль — ни как иначе — и этим самым очень похож на Лира. Хочет от тебя чего-то одного, ты делаешь это, а потом раз — требует какого-то бунта, проявления личностного характера. Так, как он показывал Лира, никто не может сыграть: актер он замечательный. Регана для меня роль еще не совсем выстроенная. Разбор Шапиро мне понравился: он говорил нам о том, что ни в коем случае не нужно показывать, что сестры коварны, что они льстиво высказывают отцу свои признания. Они жутко ревнуют к младшей сестре, его отцовская ошибка состоит в том, что он выделял ее среди остальных. Девочки выросли государынями, они — дочери своего отца. В нашем представлении Шекспир зефирно-шоколадный, но он не был таким. Продолжительность жизни была маленькая — люди не доживали до сорока лет, была большая конкуренция за власть. Желания были настолько сильными, что даже кровные узы не брались в расчет. Конечно, собственной копилкой здесь не обойдешься, артисту нужно дополнительно читать какие-то источники, чтобы понять психологию этих людей. Иначе будет угроза того, что один, два, три, четыре спектакля и на пятый ты начнешь пользоваться всеми штампами, и ничего нового для себя уже не будешь открывать — начнется поточное производство, и смысл занятия профессией пропадет.
В мюзикле «Ленька Пантелеев» Вы играете Анжелу, первую любовь Леньки. Чем дорог вам этот спектакль?
Это один из моих любимых спектаклей: в нем бурлит творческая энергия, потому что все артисты молодые — никто себя не жалеет, при этом партнёры очень чутко относятся друг к другу. Мне кажется, что нам удалось показать то время: я чувствую агитбригаду, смену власти, 17 год. Анжела — простая девушка, бывшая первой, кто очаровался его философией свободной любви. Она пытается отомстить за поруганную любовь — хочет предать его, но понимает, что чувства к Леньке еще не умерли. Несмотря на то, что она падшая женщина, она остается преданной ему. В этом спектакле многое выражено через пластику и музыку, именно такой синтетический театр мне очень близок.
В этом спектакле Вы тоже поете.
Это некий камертон, как начнешь, так и пойдет. В моем первом спектакле — «Пойми меня», я танцевала и пела. И потом в каждом спектакле я пела и танцевала, кроме «Короля Лира». Вообще, я всегда мечтала играть в мюзиклах, даже ездила на кастинги в Москву. Работы не случилось, но сейчас я думаю, что в этом нет ничего страшного: два года играть одни и те же спектакли – я бы с ума сошла — в театре репертуар все-таки разнообразней.
Лилиан, давайте поговорим о премьерном спектакле — «Маленьких трагедиях» Руслана Кудашова. Ваша Лаура одной крови с дон Гуаном?
Большое спасибо Руслану Кудашову за этот опыт: мне всегда безумно нравились его спектакли. Степень интеллигентности и уважения к артистам у этого режиссера очень высокая — как у Рыбкина или Лурье, поставившего «Наш городок». Руслан никогда ничего не навязывает — я чувствую сотворчество, мы с ним на одной волне — мне удается увидеть ситуацию глазами режиссера. Он попросил артистов в качестве подготовки к работе прочитать Антонена Арто «Театр жестокости», посмотреть Berliner Ensemble «Сонеты Шекспира». Мне стало понятно, что это будет какой-то масочный театр, точно не психологический, с яркой музыкой и пластикой, и мы будем говорить о том, как наш мир летит в тартарары, и только любовь может его спасти, но за все грехи мы несем расплату. Я понимала, что не буду делать Лауру молодой девушкой — такой, как она выписана, 18-летней — я не могу влезть в платье, которое мне мало. Я решила, а почему бы это не взбалмошная актриса, которая замужем за своей профессией. Дон Жуан — это ее альтер эго. Отношения с дон Жуаном изжили себя, поэтому он и влюбляется в донну Анну. Настал тот момент, когда в жизни должно появиться настоящее чувство. Человек очищается от порока, но дальше продолжать жизнь не может, потому что груз грехов слишком тяжел. Дон Карлос, предложивший Лауре руку и сердце, был надеждой героини, возможностью все поменять. Но когда дон Жуан возвращается к ней, она мгновенно предает героя. Предательство годами не выстраивается, рождается сиюминутно — Лаура не нашла в себе мужества, уже переступила грань, убедила себя, что она богемная женщина и не может сделать шаг назад. Мы решали, что этой философией ее заразил дон Жуан — он научил брать от жизни все. Дон Жуан — это революционер, который уходит от догм. Мы не претендовали на классическое прочтение произведения Пушкина, думали, что нашим зрителем будет не старшее поколение, а молодежь. Что важно — во время спектакля мы сидим за кулисами и слушаем, что происходит на сцене. Артист выходит и подхватывает тот ритм, тот градус, который задали те, кто ведет сцену. Хорошо, когда есть такие спектакли — возникает творческая, созидательная энергия, люди понимают, что они рассказывают интересную историю. А когда неинтересно — артисты тяготятся тем, что им нужно выходить на сцену, начинается профанация творчества.
В ТЮЗ на классические постановки очень часто приходят целым классом. Сложно ли работать с таким залом?
На взрослых спектаклях они сидят очень тихо — чувствуется энергия, настроение, степень внимательности, собранности. Иногда на форуме читаешь, что пишет молодежь, и это очень радует. Самое тяжелое — это целевые спектакли, так было и в советское время, и, в основном, это касается начальной школы. Они живо реагируют на происходящее, поэтому мы даже не ставим вопросительные интонации, ибо им тут же захочется принять участие во всем этом. Все артисты любят камерную сцену, большой зал гораздо сложнее.
В чем состоит трудность работы в ТЮЗе?
Артисты ТЮЗа часто играют детей. Почему многие уходят из театра? Все боятся попасть в сказку о потерянном времени, не хотят всю жизнь играть белочек и кошечек. Кому-то удается достойно существовать и в детских спектаклях, и во взрослых спектаклях. К сожалению, сейчас в детском театре никто так не воспитывает артистов, как это делал Корогодский. Многие не видят разницы между созданием образа ребенка и карикатурой на него — именно поэтому возникло выражение «тюзятина».
Вы работали теле и радиоведущей. Как вас обогатил этот опыт?
Работа на «Эльдорадио» научила меня четко формулировать мысли. Нужно было быть интересной для радиослушателей, потому что наша аудитория очень требовательная, внимательная, интеллигентная. Я многое узнала о музыке — золотых хитах 70, 80, 90-х годов. У нас была хорошая команда, и мы до сих пор собираемся на день рождение нашей станции. На телевидение меня пригласили те люди, которые знали меня по эфирам «Эльдорадио». Меня пригласили в совершенно новый проект FM TV, где радио и телевидение были совмещены. Руководителем этого проекта был уважаемый мной режиссер Александр Сокуров. Ко дню снятия блокады без репетиций в прямом эфире известные и неизвестные люди читали «Блокадную книгу» Даниила Гранина. Сокурову было важно увидеть чистые, искренние эмоции от прочитанного, поэтому он был против предварительных репетиций.
Лилиан, Вы много снимались в кино. Чего вам не хватает в современном кинематографе?
Хорошего авторского кино. Хочется работать с режиссёрами, не похожими ни на кого, со своей философией и внимательным отношением к артистам. Очень много хороших авторских фильмов, которые я вижу на фестивалях, не выходят в прокат. А коммерческое кино редко воспитывает зрителя и говорит о каких-то нравственных вопросах.
Хороший театр, несомненно, воспитывает зрителя. А что он дает вам?
Театр дарит уникальную возможность: прячась за маской, ты можешь сказать что-то о себе, и тебя никто не осудит и в душу к тебе не полезет, ты можешь направить в творческое русло груз душевных переживаний. Думаю, для актера обязательны жизненные трагедии — такие, которые заставляют душу работать. Безусловно, для артиста страшны простои — мы должны чувствовать себя нужными, важными. Но, в моем случае, когда у меня есть любимый муж и дети, я рада, что могу все свободное время посвящать им, купаться в нашей любви и открывать им этот удивительный мир театра.
Беседовала Елизавета Ронгинская