"Конармию" привезли в Петербург лишь на два дня – 22 и 23 января – спектакль играли на Новой сцене Александринского театра артисты мастерской Брусникина. Желающих попасть на спектакль было больше, чем свободного пространства: в проходах рядами лежали подушки.
Диденко берет актуальную даже наболевшую для всех тему, на которую каждый сейчас реагирует по-своему: кто-то бурно спорит, доказывая свою точку зрения, а кто-то затыкает уши, не желая разбираться в происходящем. В спектакле режиссер не просто поднимает тему гражданской войны, он показывает ее буквально "пробивая" каждого. Нет ни малейшей возможности отвлечься – разве что выйти из зала, хотя из-за количества зрителей это невозможно.
Действие захватывает – это не то слово. Оно погружает в себя, заставляет чувствовать, вздрагивать, думать. Здесь практически нет сюжетной линии, нет истории, да и персонажей как таковых нет. Режиссеру было важнее показать витающий в воздухе страх, невообразимую жестокость. Как сказать, чтобы достучаться? Текст в таких случаях плохой помощник, танец и песня ярче показывают эмоции, поэтому тело и голос становятся главным действующим лицом.
Начинается спектакль с тихого мычания артистов, которое постепенно нарастает и превращается в истошный вопль, а потом как будто застывает. С искаженными лицами актеры таскают стулья, двигаясь друг за другом по кругу. Они превращаются в единую серую массу. Медленно, тяжело эта масса двигается к цели, но не может достичь ее. Круг замкнут.
Так артисты существуют на сцене – единым голосом, единой массой. Они люди, и эти люди страдают, терпят унижения, тем самым убивают самих себя. Болевые точки решаются контрастами. После четких, грубых, рассчитанных точно по линейке движений на сцене появляются кроваво-красные тела. Это не шагающие ровным строем отряды людей, готовые идти в бой, а дерганные, измученные войной, спотыкающиеся тела – это реальность. После оглушительных песен под напористые звуки барабана звучат тихие, акапельные песни. Это не балет и не мюзикл, а особый театр Максима Диденко, где сочетаются различные формы и жанры: пластический театр, contemporary dance, голос (неважно песня это, монолог или просто звук), разнообразные символы и метафоры. Диденко один из тех режиссеров, у которого спектакли звучат максимально громко и четко.
Персонажи, которые все-таки прорисовываются на одну-две сцены, словно выскакивают из общего вихря, а потом снова становятся его частью. За тот короткий миг, когда герои приобретают индивидуальные черты, на их лицах, в их движениях можно увидеть лишь муку. Как это можно выдержать? Они ломаются на глазах, вопят, повторяют одни и те же слова, без конца меняя их порядок. Они кричат куда-то вдаль, куда-то в высоту, потому что друг другу кричать уже бессмысленно. В глазах угасший огонь. Веры во всевышнего нет. Сил терпеть нет. Есть только крик уже не слышный никому.
Вера – это отдельная тема спектакля. Здесь можно провести аналогии с "Тайной вечерей" Леонардо да Винчи, Девой Марией в алом покрывале и Иисусом, сошедшим как будто со страниц блоковской поэмы "12". Религия жива, но спасает ли она? Точнее, вопрос в другом: верно ли мы прочитываем ее?
Текст: Яна Чичина
Фото предоставлены пресс-службой театра
[gallery ids="73010,73011,73012,73013,73014,73015,73016,73017,73021,73022,73023,73024,73025,73026,73027,73028,73029"]