Живой и искренний, тонкий человек, слова которого нервно пульсировали в воздухе, словно электрический разряд волнами исходили от него, пронизывая естество зрителя. Человек, не вравший ни на сцене, ни в жизни, не умевший приспосабливаться к ситуации, свободолюбивый, понимавший, что жизнь даётся один раз, и тратить ее на вранье себе и миру – по крайней мере глупо.
Зрителям была дана уникальная возможность еще раз соприкоснуться с талантом Алексея Девотченко 27 декабря 2014 года. В этот день Авторский театр встречал свой шестилетний юбилей в музей-квартире Достоевского. Директор театра Елена Седова и художественный руководитель Олег Дмитриев решили связать эту дату с показом видеозаписи моноспектакля Алексея Девотченко «De profundis. Послание с того света». Страшная правда, рождающаяся от того, насколько трагично звучит название спектакля сейчас, болезненно обожгла сознание. В то же время радость от диалога, возможного и тогда, когда он уже не возможен в реальности, переполнила сердце.
Есть легенда, что на спиритическом сеансе Оскар Уайльд передал вызывавшим его дух следующие слова: «Я не умер, а живу и буду жить в сердцах тех, кто способен чувствовать красоту форм и звуков, разлитую в природе». Алексей Девотченко, произносящий эти слова с экрана, выглядит мистиком, связывающим свою жизнь с жизнью всех тех, кто был знаком с ним.
Спектакль «De profundis. Послание с того света» был поставлен в 2006 году Олегом Дмитриевым, в то время – артистом и режиссером МДТ, а ныне еще и режиссером Авторского театра. Продюсер Елена Седова, занимавшаяся «Творческим проектом Алексея Девотченко», ныне является директором Авторского театра.гРежиссер рассказал, что поставить спектакль по тексту Оскара Уайльда было исключительно инициативой Алексея Девотченко. Моноспектакль вписывается в вереницу сольных работ артиста, таких как: «P. S. капельмейстера Иоганнеса Крайслера, его автора и их возлюбленной Юлии», «Дневник провинциала в Петербурге», «Эпитафия», «Концерт Саши Черного», «Вальс на прощание», «Записки сумасшедшего». С точки зрения Олега Дмитриева, «De profundis» особенно остро выражает мысли артиста об искусстве, театре, жизни и их тесных взаимоотношениях друг с другом. 
В основе – автобиографическое произведение Уайльда, созданное в Редингской тюрьме и написанное в форме письма к своему возлюбленному – Альфреду Дугласу или Бози, из-за которого Уайльд фактически и попадает в заключение. Судебное разбирательство с отцом Бози повергает писателя на скамью подсудимых, а потом за решетку с обвинением в «грубой непристойности» отношений с лицами мужского пола. Текст письма был дополнен разнообразными документами, стихами, а также новым финалом. Герой рассказывает о последних минутах своей жизни, и зритель понимает, что это было не фигуральное «Послание с того света», а самое что ни на есть настоящее.
Круг вопросов касается двух глобальных категорий: жизнь и искусство, вбирающих в себя различные подтемы такие, как страдание, любовь, воображение, ответственность, поверхностность, ненависть, цельность. Гневная исповедь начинается с того, что литератор винит только самого себя в том, что пошел на дружбу с юношей. Размышления о том, как его любовь к Бози – финансово, нравственно и художественно – истощила его, потоками срывались с уст Уайльда. И герой пылал, испепеляя взглядом презрения и своего возлюбленного, и самого себя. Но, невзирая на все происходящее – постоянные судебные разбирательства, разорение, ссоры, невозможность работать – Уайльд понимает, что любил его, и Бози испытывал к нему подобные чувства. Но сердце юноши было пропитано ненавистью к отцу, уничтожавшую все иные ощущения и разлагавшую его собственную душу.
Уайльд, желая вернуться к себе или даже найти себя, прокручивает в собственном сознании все события, произошедшие с ним. Постепенно погружаясь в воспоминания, герой понимает, что чувство к юноше – единственное, что его поддерживает в заключении. Ни месть, ни тоска, ни обида не помогут ему перенести неумолимого и однообразного бега времени в этом месте. Горечь не может занять место любви, пусть и мучительной. Ведь главное в любви это не ответ другого, счастье в самом существовании, движении, ощущении, бытовании, вкусе, видении чувства. Уайльд понимает, что лучший друг Робби давал ему ощущение покоя, поддержки, дружбы, внимания, заботы – недаром именно с ним герой хочет встретиться после выхода из тюрьмы. Встреча с Бози ему необходима для вдохновения, хотя никогда раньше герою не удавалось почерпнуть его при общении с юношей. Бози не напитывал его, лишь нещадно брал – как духовно, так и физически. Но Уайльд чувствует, что кардинально изменился за время нахождения вне Наслаждения и Красоты.
Главным откровением спектакля является фраза: «каждый может погибнуть лишь от собственной руки». Это высказывание, пугающее своей неприкрытой мудростью, водружает на плечи человека весь груз ответственности за собственную жизнь, умаляя силы рока и злонамеренность поступков окружающих. «Боги обращают, и твои добродетели против тебя», – говорит Уайльд, рассуждая о податливости своего характера и о том, что даже за добро, излучаемое другим людям, человеку приходиться расплачиваться. Плата страданием тяжела, но так же, как и любовь одним своим существованием напоминает людям о том, что они живы. Сравнивая Христа с поэтом, Уайльд говорит, что Бог был настоящим индивидуалистом, ищущим в человеке «Царство Божье» – то есть Душу. И лишь страдание помогает обнаружить в себе оную.
Сценография Елены Дмитраковой помогает аккумулировать многие темы спектакля. Душа поэта легка, как складки голубовато-фиолетовой ткани, ниспадающей к низу. Активность воображения поэта передана с помощью игр с этой тканью, превращающейся то в запеленованного ребенка, то в гибкий стан, то в римскую тогу. Страдание поэта заключается в серийном номере C-33, обезличивающим и уничтожающим не только поэтическое, но и творческое начало. Любовь поэта – в винограде, покупаемом в Лондоне для больного Бози, и попытке понять другого посредством себя и наоборот. Так и жил, и творил сам Алексей Девотченко, по словам Олега Дмитриева, обладавший «беспрецедентной степенью присвоения текста», не ощущавший границ между своей и чужой болью, понимавший, что нет «ни великого, ни малого», а есть только жизнь, данная для любви.
Текст: Елизавета Ронгинская
Фото: Олег Кутейников
[gallery ids="71678,71680,71681,71679,71677"]