Режиссёр Антон Богатырев представляет своё видение истории Иуды, черпая вдохновение в повести Л.Андреева «Иуда Искариот». Всем известные события предстают в этом произведении с неожиданной стороны. Как Андреев, так и Богатырев оставляют больше вопросов, чем ответов — что, впрочем, истинно и для многих ортодоксальных библейских сюжетов.
Иуда Искариот предстаёт в фильме в столь любимом, особенно сегодня, образе героя-антагониста, оказывающегося интереснее и ярче героя положительного и по сути своей прозрачного. Иисус, наверное, слишком божественен, чтобы восприниматься как личность. Он – идея. Идея, которая должна помочь человечеству. Иуда же, как не стыдно будет признаться, ближе человеку. Он хитёр, зол, горд, насмешлив, жаден, лицемерен. Он – сплошное нарушение заповедей: двуличен, дерзок, анархичен.
Но одновременно и мудр. Иуда — единственный из учеников Христа, кто осознает величие учителя. Он – та самая заблудшая овца и одновременно тот, кто к стаду овец-учеников не принадлежит, тот, кому уготован другой путь, тот, кто должен сыграть решающую роль в предопределённой судьбе Христа. Тот, чьё имя навсегда будет проклято. Тот, кто до последнего надеялся, что апостолы не отступятся от учителя, что безумная толпа не будет кричать «Распни!», что прокуратор Иудеи не умоет руки.
И тот, кто с самого начала знал, что надежды эти тщетны. Пути Господни неисповедимы – ведь зло, совершенное Иудой, в итоге, как это парадоксально не звучит, обернулось добром. Иуда оказался «силой, совершающей благо». Замечу кстати, что после «Иуды Искариота» библейская версия кажется карикатурной и однобокой в изображении предателя: как такой человек, как Иуда, спрашивается, вообще был при Учителе? У Богатырева получилось перевести произведение Андреева на кино-язык, дополнить литературные метафоры визуальными образами, не перебарщивая при этом с цитацией. И в то же время при просмотре фильма нет-нет, да возникает ощущение театральности — вот Матфей в парике, вот немного неживые разговоры апостолов.
Это тот самый случай, когда актёры сталкиваются с историческим колоритом — переодетые, загримированные, но при этом всё-таки люди XXI века.
Однако этого нельзя сказать об исполнителе главной роли – Алексее Шевченкове, получившем, кстати, от МКФ Серебряного «Святого Георгия». Постоянно напряжённое, уставшее, искривлённое лицо, едкий и одновременно мудрый взгляд — и свой незаметный крест за спиной. Патетики, правда, избежать не удалось — проповеди Иуды после казни Христа кажутся неправдоподобными, вымученными. Иуда здесь как озлобленный подросток — провоцирует, насмехается, считает всех свиньями и идиотами — сам при этом выжженный дотла, все в себе перевернувший.
Актёры говорят, что облагородить можно почти любого персонажа. Вот и в интерпретации Богатырева под занавес недоумеваешь — зачем же так сгущать краски, идеализировать? Ответ, конечно, есть и в самом тексте Андреева, бесспорно заострившем все внимание на жертвенности Иуды, и бьющему по одному и тому же больному месту снова и снова. Однако преимущество художественного текста в том, что он более мотивирован, его образы более психологичны. В фильме же с самого первого монолога Иуды становится ясно, что тебе преподнесут, кто здесь прав, а кто виноват. Хотя, по идее, на то это и провокация, чтобы вопросов было больше, чем ответов.
У Богатырева получился смелый эксперимент и вызов извечной истории Иисуса Христа и Иуды Искариота. Такой подход может как удивить зрителя, заставив его поразмышлять над идеями и точкой зрения режиссёра Антона Богатырева, так и вызвать у него бурю возмущения и гнева. Как сложится судьба фильма, сказать сложно; ясно только одно — кино получилось неоднозначным.
Текст: Любовь Фельзингер
Иуда Искариот предстаёт в фильме в столь любимом, особенно сегодня, образе героя-антагониста, оказывающегося интереснее и ярче героя положительного и по сути своей прозрачного. Иисус, наверное, слишком божественен, чтобы восприниматься как личность. Он – идея. Идея, которая должна помочь человечеству. Иуда же, как не стыдно будет признаться, ближе человеку. Он хитёр, зол, горд, насмешлив, жаден, лицемерен. Он – сплошное нарушение заповедей: двуличен, дерзок, анархичен.
Но одновременно и мудр. Иуда — единственный из учеников Христа, кто осознает величие учителя. Он – та самая заблудшая овца и одновременно тот, кто к стаду овец-учеников не принадлежит, тот, кому уготован другой путь, тот, кто должен сыграть решающую роль в предопределённой судьбе Христа. Тот, чьё имя навсегда будет проклято. Тот, кто до последнего надеялся, что апостолы не отступятся от учителя, что безумная толпа не будет кричать «Распни!», что прокуратор Иудеи не умоет руки.
И тот, кто с самого начала знал, что надежды эти тщетны. Пути Господни неисповедимы – ведь зло, совершенное Иудой, в итоге, как это парадоксально не звучит, обернулось добром. Иуда оказался «силой, совершающей благо». Замечу кстати, что после «Иуды Искариота» библейская версия кажется карикатурной и однобокой в изображении предателя: как такой человек, как Иуда, спрашивается, вообще был при Учителе? У Богатырева получилось перевести произведение Андреева на кино-язык, дополнить литературные метафоры визуальными образами, не перебарщивая при этом с цитацией. И в то же время при просмотре фильма нет-нет, да возникает ощущение театральности — вот Матфей в парике, вот немного неживые разговоры апостолов.
Это тот самый случай, когда актёры сталкиваются с историческим колоритом — переодетые, загримированные, но при этом всё-таки люди XXI века.
Однако этого нельзя сказать об исполнителе главной роли – Алексее Шевченкове, получившем, кстати, от МКФ Серебряного «Святого Георгия». Постоянно напряжённое, уставшее, искривлённое лицо, едкий и одновременно мудрый взгляд — и свой незаметный крест за спиной. Патетики, правда, избежать не удалось — проповеди Иуды после казни Христа кажутся неправдоподобными, вымученными. Иуда здесь как озлобленный подросток — провоцирует, насмехается, считает всех свиньями и идиотами — сам при этом выжженный дотла, все в себе перевернувший.
Актёры говорят, что облагородить можно почти любого персонажа. Вот и в интерпретации Богатырева под занавес недоумеваешь — зачем же так сгущать краски, идеализировать? Ответ, конечно, есть и в самом тексте Андреева, бесспорно заострившем все внимание на жертвенности Иуды, и бьющему по одному и тому же больному месту снова и снова. Однако преимущество художественного текста в том, что он более мотивирован, его образы более психологичны. В фильме же с самого первого монолога Иуды становится ясно, что тебе преподнесут, кто здесь прав, а кто виноват. Хотя, по идее, на то это и провокация, чтобы вопросов было больше, чем ответов.
У Богатырева получился смелый эксперимент и вызов извечной истории Иисуса Христа и Иуды Искариота. Такой подход может как удивить зрителя, заставив его поразмышлять над идеями и точкой зрения режиссёра Антона Богатырева, так и вызвать у него бурю возмущения и гнева. Как сложится судьба фильма, сказать сложно; ясно только одно — кино получилось неоднозначным.
Текст: Любовь Фельзингер