В центре спектакля стоит не сам роман Чернышевского, а именно этот вечный вопрос: «Что делать?». Он и появляется огромными черными буквами на белом экране-заднике. Но вопросительного знака в конце почему-то не стоит, ибо режиссер делает из вопросительного предложения повествовательное, как бы намекая – никаких ответов не будет, будут лишь рассуждения.
Это спектакль-лекция или даже спектакль-семинар. Режиссер Борис Павлович, точно лектор в университете (зрители же, как студенты за кафедрой, сидят на специально выстроенной в зрительном зале конструкции), со словами «А теперь давайте обсудим» появляется перед публикой чуть ли не после каждой сцены, прерывая действие. Он пытается соединить два времени – то, давно ушедшее, когда верили в новых людей, в светлое будущее, в равенство и любовь, и наше, когда уже трудно сказать, во что верят молодые люди и каким видят будущее. Чтобы понять сегодняшнего человека, Автор идет научным путем – путем анализа прошлого. Он берет роман Чернышевского «Что делать?» и на его персонажах объясняет мотивировку их поступков, рассуждая, правильно ли они поступали и приемлемо ли это для настоящего времени.
Спектакль начинается с диалога Автора со зрителем. Он обращается к публике на «ты», говорит с ней не самым вежливым тоном, провоцирует на диалог своими резкими высказываниями в ее адрес. Реакция разная: кто-то бойко отвечает Автору, кто-то смеется, кто-то выкрикивает: "Давайте уже лучше спектакль играть". Но на это и был расчет. Как известно, в спорах рождается истина, а для спора нужны как минимум две стороны.
Самоуверенно и важно начав свою речь, обращенную к публике, Автор прерывает сам себя и уже более доброжелательно продолжает: "Это, между прочим, слова Чернышевского. Вы хотели его услышать, вы его слышите". В одном монологе он и артист, выполняющий функцию связующего звена, и сам Чернышевский, и тот самый ученый, намеренный изучать материал. Он – персонаж, находящийся вне реальности и вне сюжета.
В его власти целый роман, и он со знанием дела монтирует главы в нужном ему порядке. Он показывает ситуацию, тут же объясняет ее зрителю и следом за объяснениями показывает результат. Как, например, после сцены «Первая ревность», где Лопухов замечает симпатию Верочки и Кирсанова, Автор рассуждает, правильно ли поступил Кирсанов, изолировавшись от друзей. В подкрепление своим рассуждениям он просит персонажей (Кирсанова и Лопухова) высказаться на этот счет. Они тут же, стоя перед зрителем, высказывают свои точки зрения. И сразу же возникает сцена мнимого самоубийства Лопухова. Все сцены играются только с пояснениями Автора и только с его разрешения – он лично вызывает персонажей на сцену и просит удалиться тех, кто уже выполнил свою роль.
Что касается самого романа, то он здесь проигрывается как бы в помощь Автору. Строгая геометрия в оформлении сцены, черно-белые тона, ровные линии света и тени, четкие контуры – все невероятно точно, будто вычерчено по линейке. За этой идеально рассчитанной геометрией кроется желание режиссера вывести идеальную формулу для ответа на вечный вопрос: "Что делать?". А персонажи в черных костюмах – точно черные фигуры на черно-белой шахматной доске. Но если персонажи – фигуры черные, то возникает вопрос: против кого они играют? Против них выступает Красота – персонаж, возникающий в каждом сне Веры Павловны. Этот тот самый персонаж, отвечающий за будущее, предрекающий его. Лицо и волосы Красоты (актриса – Варвара Павлова) выкрашены белой краской, от чего она и правда становится какой-то неземной.
Все действие несется со стремительной скоростью. Персонажи говорят быстро, некоторые сцены романа соединены в одну и проигрываются параллельно, отчего темп игры кажется каким-то запредельным. Так, например, в первой сцене Верочка сидит за роялем, мать властным голосом повторяет: «Играй Верочка, играй»; Жюли, проходя от задника к рампе и обратно, точно по подиуму, твердит «Выходит за него»; Сторешников отчаянно зовет поехать с ним, а Лопухов только пришел и отказывается от предложенного чая. Все поочередно обращаются к Верочке, причем так, как будто кроме них двоих никого нет. И не смотря на то, что она в основном молчит, возникает ощущение ее полноценного диалога с каждым персонажем.
Сюжет романа – это своего рода контекст, отправная точка для рассуждений. Посмотрев на Верочку, порхающую по сцене и радостно щебечущую о своей прекрасной фабрике, Автор останавливает действие (в эти моменты герои просто замирают на заднее плане) и предлагает подумать – а что такое женская свобода и свобода вообще.
Все эти сцены (будь то радости Верочки от удачи с мастерской, первая ревность, сны Веры Павловны или разговор Кирсанова с Лопуховым) появляются на сцене не потому, что идет повествование романа, а потому, что именно эти сцены и именно эти темы нужны Автору для обсуждения. Он приводит персонажей в действие. Точно заводит старый, замерший механизм. И ведь верно – заданные еще Чернышевским вопросы повисли в воздухе. И Автор будоражит их, поднимая вновь. Тогда, в 19 веке, молодые люди верили в свободу и счастье. А во что верят сейчас? И что значат эти слова «свобода» и «счастье» для человека уже 21-го века. Автор своими комментариями протягивает мостики между двумя эпохами. Но никаких ответов не дает. Он лишь задает вопросы, расшифровывая и поясняя их.
Монологи Автора такие самоуверенные, будто он знает ответы на все вопросы. Но то ли он путается в своих выводах, то ли просто его монолог зашел в тупик. Но в финале, Верочка обращается напрямую к нему, спрашивая, что такое любовь и для чего она. А он не знает. Она садится рядом с ним в кучу желтых сухих листьев и сама же отвечает на свой вопрос: «Любовь рождает красоту». В первый раз он не объясняет, а слушает объяснения, переспрашивает, когда не понимает. Это первая сцена, сыгранная не в холодных черно-белых декорациях, а среди настоящих кленовых листьев. И это первая сцена, которая кажется живой и непосредственной, в отличие от предыдущего пафоса. Именно в этой сцене, в этом незнании Автора и кроется правда.
Их голоса постепенно стихают, постепенно превращаясь в шепот, свет медленно гаснет, пока их фигуры не растворяются в темноте, а голоса не сливаются с тишиной. Полноценного подробного ответа так и не прозвучало. Обсуждение этой сцены пройдет уже без Автора – каждый обдумает ее сам.
Текст: Яна Чичина
Фотографии предоставлены пресс-службой театра