Когда по экрану поползли титры, мы не знали как выйти из зала. Точнее знали, что выходить надо сразу, пока не включили свет. С собой, как назло, ни одной салфетки, и флакон с тушью остался дома. Режиссер, Генри Корра, седой мужчина в очках, уже стоял холле возле зала в ожидании гостей и зрителей для обсуждения своего фильма. Обсуждать фильм, еще раз прокручивая в голове кадры, сил не было. Когда я подошла к нему с помятым красным лицом, и захлебываясь высказала все, что думаю и чувствую, он растроганно похлопал меня по спине: «Thank you! It’s ok! It’s ok!». Но, конечно, ничто никак не могло быть «окей».
«Прощай, Голливуд» - это безумно тяжелая история дружбы и человеческой любви между 17-летней неизлечимо больной девушкой и 55-летним режиссером, которые решили посвятить друг другу последние мгновения ее жизни. Они познакомились в 2010 году на одном из фестивалей документального кино. «Когда я увидел ее с мамой, я сказал своему партнеру и продюсеру Джереми Амару: «Посмотри на эту девушку, она чудесна! Я хочу узнать, кто она».
К тому моменту Регина уже была страстной поклонницей кино и даже сняла свой небольшой документальный фильм о своей смертности и безумно мечтала стать режиссером. «Для меня только кинематограф является подлинным искусством», - говорит она в самом начале фильма «Прощай, Голливуд». И мы первый раз видим ее коротко стриженую голову, веснушчатое лицо с хитрыми, но с грустинкой, глазами. Эдакая девчонка-сорванец, обожающая «Криминальное чтиво» и Уму Турман.
И Регина Николсон вместе с Генри Корра начинают снимать фильм о ее жизни, болезни и борьбе со смертью. Своеобразный видео-дневник. Работа над фильмом становится главной миссией Регины: «Все что я хочу успеть перед смертью – это снять этот фильм». И без того драматическую ситуацию усложняют совершенно неадекватные родители. Истеричная мать - эгоистка не может принять тот факт, что Регина проводит свои возможно последние месяцы и дни не с ней, а с режиссером, осуществляющим ее последнюю мечту.
У Генри и Регины получается даже не фильм - ода Регине и не история про ее болезнь, а история о любви. О человеческой любви, любви к жизни и искусству, о любви, которая не знает измен и предательств. «Ты – та мощная сила, которая не дает мне умереть», - говорит она ему. «Ты тоже», - все, что может ответить он. И, конечно, тут становится понятно, как влип режиссер, ввязавшийся в эту историю, и как, должно быть, ему тяжело. Потому что чем больше привыкаешь, тем больше привязываешься, чем больше привязываешься, тем больнее становится расставаться. И все чувства приходится разделять пополам.
«Прощай, Голливуд» ужасен и прекрасен одновременно. Он ужасен, потому что мы видим Регину порой такую больную. Мы видим, как она снимает с головы клочья волос после химиотерапии; распухшие от игл вены; как ее всякий раз тошнит; как ее крутит от невыносимой боли, а на глазах слезы. В этом момент возникает внутреннее противоречие: как? Как можно это снимать? Имеем ли мы право смотреть это? Это жестоко. Генри, ты видишь, как ей плохо! Но безжалостная камера направлена прямо в лицо как дуло пистолета. Откуда в тебе силы снимать это?
Но ведь Реджи, как любовно зовет ее Генри, ни разу не сдалась, не закричала, не потребовала остановить к черту весь этот процесс съемки. Ей становилось лучше и она улыбалась, жутко цинично шутила. «Вы ведь всем моим венам уже клички придумали, да?», «Свою опухоль я бы оставила как арт-объект, ведь это прикольно! К тебе приходят люди, а ты говоришь: вот смотрите, это моя опухоль!» По-взрослому мудро рассуждала о кино, о своей жизни и о своей смерти. Так спокойно, что невозможно понять: откуда в такой маленькой, в такой веснушчатой и со смешными зубами девчушке, откуда в ней столько сил? Она прекрасно знает, что умрет, и вместо того, чтобы биться в истерике, как ее взбалмошная мамаша, стойко продолжает свое дело: «Если у нас не получится хороший фильм, значит мы хреновые режиссеры, Генри».
И дальше – новые процедуры химиотерапии, новые операции, новые мечты о режиссерской карьере. «На свою свадьбу я хочу вот такой букет!» - хитро подбадривает Регина Генри, зная, что никакой свадьбы никогда не состоится. Но она чувствует, что он страдает из-за нее, и все время подбадривает его. Вот она квинтэссенция высшего человеколюбия и мудрости, когда умирающий пытается избавить от страданий того, кто еще будет жить.
После двухлетней совместной работы, дружбы и любви без причин и условий болезнь все-таки побеждает.
Любовь и смерть – самое классическое и самое сильное сочетание. Мы видели сотни кинематографических смертей, красивых и не очень, зачастую не вызывающих никаких эмоций. Но наблюдать за смертью в живую (уже что-то жуткое есть в самой этой фразе "смерть в живую"), когда это не постановка, когда две секунды назад милая шутница еще грустно улыбалась, а теперь лежит неподвижно – это испытание, описывать которое нет смысла, ибо слова здесь только все обесценивают. Не находит слов и Генри Корра. Он лишь восторгается ей, также как восторгался в каждом кадре, в каждой, пусть и самой тяжелой, сцене. Восторгался, когда ее рвало в пластиковое ведро, когда она с грубым швом на животе лежала на надувном матрасе, когда она руками сдирала волосы, когда она доживала последние дни рядом с ним.
Регина не попала в Голливуд, но зато довела свое дело до конца, положив жизнь на алтарь кино, сняла свой фильм. А он получился потрясающий. Ведь ей так этого хотелось.
Еще не известны результаты конкурса фестиваля "Послание к человеку", но фильм Генри Корра и Регины Николсон получил приз Почетного президента Михаила Литвякова.
Текст Варвара Шестакова