«Фрекен Жюли»: как убить двух зайцев разом

У Томаса Остермайера я видела всего два спектакля: «Смерть в Венеции» и «Фрекен Жюли». Делать на таком основании громкие выводы – вряд ли получится, но обозначить свойственные режиссуре приемы  – вполне реально. Предельный физиологизм и эсхатологичность изображения  направляют руку мастера. В  спектакле  «Фрекен Жюли» артисты подробно разделывают курицу, выворачивают наизнанку свою агрессию, а в это время апокалиптично крутится игровая площадка и безостановочно идет снег – жизнь расставляет приоритеты по своим местам. Томас Остермайер репрезентирует зрителям  жестокую правду жизни, заключающуюся в цикличности событий, несмотря на слабые попытки человека хоть как-то изменить их ход.   жю3 Действие в пьесе Михаила Дурненкова, сделавшего текст Стринберга более современным, происходит в новогоднюю ночь – в то время, когда исполняются желания. Но героям удается познать, насколько нелепо и несвоевременно они исполняются и насколько обманчив праздничный угар, иллюзорно сближающий людей. Бытовая драма, вся философия которой сводится к процитированной дважды фразе: «Рожденный ползать летать не может», кажется пустой и неталантливой. Становится искренне жалко артистов, согласившихся творить в тех рамках, что установил режиссер. Зная по другим работам и Чулпан Хаматову, и Евгения Миронова, диву даешься, что и одаренные артисты могут играть провально, не находя точек соприкосновения с режиссером. На протяжении спектакля, несмотря на то, что сюжет незамысловат, непонятно, о чем они говорят, какие смыслы они пытаются протащить и какие образы явить. Пьяная и глупая Жюли, так легко снявший маску Жан, ясная как день Кристина - настолько приземленные и обыденные персонажи, что не увлекают своими характерами ни на мгновение. Показать, какими быть нельзя, явить карикатуру на общество, конечно, тоже является  похвальной целью, но в таком случае театр аккумулирует скорее свою социальную, нежели эстетическую функцию. А этого не хочется – ведь зрители приходят за глубиной и смыслом, за красотой изгибов человеческой души, пусть самой порочной. Лишь несколько раз, когда Чулпан Хаматова на долю секунды перестает говорить развязным голосом и показывает иную Жюли – одинокую, нуждающуюся в поддержке, или когда Евгений Миронов в растерянности лежит в куче мусора на полу, становится понятно, что это живые образы, и их душевная оголенность не вызывает скуки или разочарования. В спектакле напрочь отсутствуют духовные томления, несмотря на замысловатую и, казалось бы, психологически интересную своей нестабильностью пьесу. жю2   Намеренное стремление к типизации истории вкупе с изощренными визуальными картинками порождают ощущение дисбаланса. История не складывается в единую, метафоры стоят обособленно от действия, кажутся наносными. Ирония, проникшая из современности, фокусирует взгляд зрителей на очень неприглядной истории, случившейся между людьми разных социальных прослоек. И возникшие маски с изображением Гая Фокса начинают свою песнь о свободе и равенстве, совершенно нераскрытую в спектакле. жю Визуальные картины – хороши: замечательный белый снег, хлопьями падающий на людей, пытающийся омыть их душу. Видеопроекция, помогающая яркими мазками вырисовать эмоции героев. Крутящаяся площадка - наша земля – каждый день дающая человеку кажущуюся возможность начать жить сначала… Потому что у Остермайера эта возможность мнимая,  и в конце Жюли совершает поступок лишь потому,  что ее к этому  подталкивает «подлый» Жан. Мечта Жюли о сказочном конце: «и умерли они в один день», окажется исполненной: выстрел не раздается, но пистолет направлен так, что пуля поразит их обоих. Это мифическое убийство совершает и режиссер, абсолютно лишая артистов возможности  быть свободными в своих образах.

Текст: Елизавета Ронгинская

Фотографии предоставлены пресс-службой театра

Отзывы

Добавить комментарий

Ваш электронный адрес не будет опубликован. Все поля обязательны для заполнения