Интервью с Константином Арбениным: вне жанра

Константин Арбенин – поэт, писатель, музыкант, сказочник, драматург. Широко известен как лидер группы Зимовье Зверей, в 2009 году прекратившей свое существование. В том же 2009 был собран первый состав нынешней группы Константина Сердолик-бэнд. В 2013 вышел первый студийный альбом с «Сердоликом». В конце того же года несколько книг Константина были выдвинуты на различные литературные премии. Обо всем этом, а также о творческом пути Арбенина и его ближайших планах мы побеседовали с ним (К.А.) и его женой (и по совместительству директором) Александрой (А.А.).

К. А. - До недавнего времени я себя андеграундом и не ощущал.  Мы были вне жанра, поэтому, со стороны, возможно, казалось, что мы в андеграунде. На самом деле с «Зимовьем Зверей» мы выступали и в Театре эстрады, и в Концертном зале у Финляндского вокзала, это довольно крупные площадки, но, при этом, мы продолжали давать квартирники.  Кто-то видел нас как известную раскрученную команду, кто-то видел, как мы на квартирниках выступаем, поэтому, в андеграунде мы или нет, зависит от стороннего восприятия. - Как вы себя сейчас ощущаете? К. А. - Последние годы я себя ощущаю все-таки в андеграунде, поскольку изменилось общество: у музыки, которую я делаю, стало меньше слушателей. Именно в силу подготовки. Эта  музыка требует внимательного восприятия и интеллектуального багажа. Его, к сожалению, становится все меньше и меньше. Но, тем не менее, зритель свой есть. - Ваши первые альбомы продавались на кассетах. Сейчас ваши песни можно купить в iTunes. По сути, вы прожили почти все этапы становления музыкальной индустрии в том виде, в котором мы ее знаем. Вы можете оценить, как эти изменения влияли на ваши возможности и возможности ваших слушателей? К. А. - Когда ты записываешь песню, ты не думаешь о том, будет она выходить на кассетах или на iTunes. Просто ты записываешь музыку технически в соответствии с настоящим моментом.  Я знаю, что фирменные исполнители делают отдельный мастеринг для iTunes и для CD. Нам не до таких мелочей. Но, конечно, доходила музыка всегда по-разному. И, поскольку это начиналось с кассет, то… Казалось бы, что возможностей меньше у кассеты. То есть, вот в iTunes песня лежит. Любой может зайти в интернет,  послушать и скачать, а кассеты трудней  распространять: надо покупать, переписывать, передавать. Как это ни странно, тогда кассеты расходились шире. Потому что информации было меньше, и люди были в ней больше заинтересованы. Был азарт– самому получить какую-то информацию. И я сам как слушатель все время менялся с кем-то кассетами, переписывал. Сейчас это обесценилось: мне люди дают диски послушать и у меня эти диски лежат годами. Так и не доходят руки их прокрутить, я какую-то другую музыку в это время слушаю. А.А. – Что касается кассет, я помню очень много рассказов, как люди около Московского вокзала… Во-первых, да, был Сайгон, где всегда были кассеты. Приходили, спрашивали, что у вас нового и… К.А. – Да, приезжие спрашивали что-нибудь нового из питерского рока. Им говорили: вот, «Зимовье Зверей». Они покупали, начинали слушать, им нравилось. И я периодически даже встречаю человека какого-нибудь из Сибири или даже из заграницы, из Германии, Израиля.  И люди говорили: вот у нас кассета. И я понимаю, что эти кассеты расходились гораздо лучше, чем сейчас  записи в айтюнсе. Потому что пропала заинтересованность. Сейчас если человек знает, что Арбенин что-то там делает, новую пластинку записал – найдет. А азарт найти что-то новое пропал. Доносить свою музыку до слушателя стало сложнее. Когда мы выпустили первый альбом, мы отнесли кассету на Радио 1, существовавшее тогда в Петрограде. Песни попали в эфир и люди звонили и спрашивали, когда же состоится концерт этой группы, которую еще никто не видел. Мы год репетировали новые песни и когда мы организовали первый концерт (в ноябре 96 года), то уже пришел полный зал зрителей. То есть они слушали песни по радио, переписывали друг у друга кассеты и уже знали о группе. Мы, по сути, успели на последнюю  подножку уходящего поезда. Мы застали свободные радиостанции, где диджеи ставили в эфир то, что им нравилось. И таким образом мы пробились. У нас не было никакого продюсера, никаких спонсоров, мы просто отдали кассету и ее стали крутить по радио. Эта история закончилась года через три. Мы приходим на радиостанцию, там говорят: днем у нас только по ротации, мы можем поставить  вас ночью, когда свободный эфир. А потом и ночью все это дело перекрыли. А.А. – Не говоря о том, что люди, от которых зависела ротация, говорили: вот это у нас ни в коем случае звучать не будет. И если слушатели звонили и просили поставить «Зимовье», диджеев вызывали на ковер и говорили – нет. К.А. – Это отдельная история про радиостанцию «Наше Радио», на которой «Зимовье Зверей» была официально запрещена. Произошло недопонимание между Михаилом Козыревым и нашим директором Сашей Петерсоном… Неизвестно, в этом ли была причина, но факт в том, что песню «Ночи без мягких знаков» прокрутили в передаче... Там была такая передача, где слушатели решали, пойдет песня в ротацию или нет, не помню как она называлась. Слушатели однозначно проголосовали за песню. Но она в ротацию не пошла. Потом диджей один рассказывал, что по просьбе слушателей поставил нашу песню, а его вызвали на ковер и сказали, что по решению руководства песни «Зимовья Зверей» ставить запрещено. Я до сих пор не знаю истинных причин... - Раз мы начали говорить про «Наше», давайте скажем пару слов про Чайку и «Живых». К.А. – Чайка совершил прорыв. Это (приглашение Арбенина и Сердолика в передачу «Живые») было первое появление моих песен на «Нашем радио» (далее «Н.Р.»)  спустя много-много лет. - Ходят слухи, что передача закрывается, а Чайку прогоняют с места программного директора. К.А. – Когда мы там были, чемоданные настроения уже чувствовались, это витало в воздухе. Он уже говорил, что не продлят с ним контракт. Чайка хочет расширить бедную и скудную палитру звучащего на «Н.Р.», но у него это не получается, начальство «Н.Р.» настроено на сужение репертуара, а никак не на расширение. Очень жаль, что мы не можем ему помочь, тут, скорее, Чайка помогает музыкантам, которые не могут попасть на радио, за что ему огромное спасибо. - Как вам кажется, формат такой передачи: два часа музыки без перерыва для современных слушателей, которые привыкли воспринимать все маленькими дозами, не слишком тяжело? - Во-первых, там не только песни, но и разговоры между песнями, а, во-вторых это оптимальный вариант для меня как слушателя. Час – это всегда мало. За час не успеваешь толком поговорить ни о чем, спеть еще можно успеть, а поговорить - нет. Нужно не идти на поводу у слушателя, а диктовать слушателю формат и формы восприятия. Постепенно это станет популярным, и все это будут слушать, потому что поговорка «пипл хавает» - самый дьявольский лозунг, из-за него весь негатив происходит в жизни. Надо воспитывать культурного слушателя, даже на такой малокультурной радиостанции как «Н.Р.». Понятно, что не все слушают эту передачу. Что для кого-то два часа – просто невероятно.  Я знаю, что современные слушатели многие и песни до конца не прослушивают. Полторы минуты одной песни, потом уже на другую переключить хочется. Не надо спешить, должно быть созерцание, глубокое погружение в материал, тогда что-то изменится. - Учитывая, что передача оказалась вне привычного формата восприятия, стоило ожидать, что она недолго сможет прожить. К.А. – В наше время это всегда стоит ожидать. Но есть надежда, что если передача перестанет выходить на «Н.Р.», она продолжит свою жизнь на другой радиостанции. До этого она существовала на радиостанции «Маяк». Не смотря на то, что ситуация в культуре становится все хуже и хуже и музыкантам нашего цеха становится все труднее и труднее... Исчезают и концертные площадки, выступать негде. И на радио,  и на телевидении все это сливается. Но я заметил, что всегда существует одна отдушина, где можно появиться людям нашего цеха. Например, одно время на канале 100ТВ существовала передача «Стопроцентный звук», там выступали люди, которых не приглашали на радио, которых не показывали по телевидению. Потом эту передачу прикрыли, и, казалось, что уже все, исчезло последнее, что могло быть, тут же открывается в Москве на канале «Радость моя» передача «Выше крыши». И там начинается та же история, туда начинают приглашать тех же музыкантов, те же группы, появляется новая отдушина. Закрылась эта передача – появились «Живые». Как бы нас не пытались зажать и уничтожить – оставить без информационного выхода к людям, находится кто-то, кто эту историю подхватывает и продолжает. - В ноябре минувшего года вышел альбом «Неспокойная красота жизни». Это первый студийный альбом «Сердолика», не считая сингла. Расскажите про него? - Я не люблю говорить про вышедшие альбомы. Все есть в названии. Все есть в песнях. Разве что могу рассказать про историю возникновения... Когда появился «Сердолик», сразу возникла потребность записать этот материал в студийном виде. Мы пытались записать его еще с первым составом, но дело не шло. Я думаю, что этот альбом сам себя создавал, ему нужно было быть чуть-чуть другим, и, как только песен стало не девять, а двенадцать, альбом сложился. К тому времени изменился состав группы. Видимо, альбом ждал, когда соберется такой состав, когда будет эти двенадцать песен готовы и тогда он сам сложил вокруг себя обстоятельства, записался и вышел. Я всегда смотрю на это так, что и группа собирает себя сама, собирает под себя людей, а не люди решают создать группу. И альбомы точно так же создаются. Все произведения искусств находят возможность воплотиться в этом мире, а мы являемся проводниками этого воплощения. Поэтому как я могу говорить об альбоме? Конечно, я какие-то вещи туда закладывал, но на подсознательном уровне. Мне хотелось добиться, чтобы это был цельный альбом, а не какой-то сборник песен и, мне кажется, это удалось. Слушатели воспринимают его целиком. Ведь жанр альбома вообще отходит в небытие. Неважно уже, как его издавать, когда песни можно купить отдельно. Получается, жанр уже не востребован. Но, с другой стороны, как раз жанр альбома продолжает воспитывать интеллектуального слушателя. Слушателя, который никуда не спешит. Слушает от начала до конца, понимает, вникает и воспринимает песни в контексте целого альбома. Там своя драматургия: одна песня подчиняет другую, продолжает какую-то тему. В общем, для меня жанр альбома по-прежнему интересен и пытаюсь его как-то держать на плаву. Мне кажется, все люди моего цеха пытаются это делать. Кирилл Комаров всегда на это обращает внимания, для него альбом – это альбом. Наверное, это особенность людей нашего поколения, мы выросли именно на альбомах и есть привычка, что музыкальное произведение должно быть продолжительным и требующим глубокого погружения и как раз от долготы ты получаешь наслаждение. И когда сочиняется новая песня, сразу думаешь, как она может вписаться в новый альбом. А не просто так – появилась песня, выложил ее и забыл.

 - Раз мы ничего про содержание не скажем, давайте поговорим про кухню. Сейчас среди молодежи каждый второй - музыкант, опыта работы с индустрией никакого. Порекомендуете молодым артистам, что нужно, чтобы записать альбом? К.А. – Для альбома всегда нужно одно: нужны песни, материал. Техническая база сейчас гораздо доступней, чем раньше. В смысле, если ты умеешь играть на инструментах, то можешь пойти на студию записаться или дома у себя на компьютере все сделать.  Собственно, мы записываем сейчас таким образом: Сергей Арзуманов делает дома черновые наработки в домашней студии, потом уже подключаемся мы с Мишей Ивановым. Миша дописывает бас. Мы, естественно, все это обсуждаем, корректируем. Голос и акустическую гитару мы уже писали на профессиональной студии, «Акустик Лайн», потому что Сережа Арзуманов как звукорежиссер и саундпродюссер на этом настоял. Хотя, если бы слово звукорежиссера для меня не было главным, я бы и дома записался, меня не смущает, когда в записях присутствую шероховатости. Возможностей много, каждый может решать творческую задачу по-своему. А.А. – Еще единомышленники нужны. К.А. – Да, это главное. - Вы упомянули, кипы дисков, которые вам дают, но до которых руки не доходят. Но, возможно, вы следите за какими-то исполнителями? Диски покупаете? К.А. – Дисков давно не покупаю. Я бы с удовольствием покупал, но то, что я ищу,  не найти в обычных магазинах. Например, последние диски с киномузыкой Геннадия Гладкова я купил непосредственно на его концерте в капелле.  А диски с музыкой из спектаклей я нигде найти не могу. Тоже андеграунд - Геннадий Гладков. То, что лежит в обычных магазинах меня не очень интересует. Слежу ли я за молодыми? Разве что в интернете что-то попадается…

- А как попадается? А.А. – А что-то попадется? К.А. – Современное, последнее время, ничего не попадается. Заграничное я слушаю. И я специально выискиваю на каких-то сайтах, если песня понравилась, соответствующий альбом. А что касается отечественных исполнителей – даже не вспомню. То, что я нашел и начал слушать... Это уже лет семь – десять прошло. Я имею в виду такие вещи как «НазарБэнд», «Тайна» - московская группа была такая. Кстати, и «Назарбэнд», и «Тайна» - мне казалось, что это такие проекты, которые через год-два станут известными исполнителями в рок-тусовке. Но пошло уже лет десять и их по-прежнему никто не знает.  Назара я узнал, когда мы проводили конкурс песни в «МуМу», до «Могучей кучки» (фестиваль, организованный группой «Зимовье Зверей»). Слушал поток песен, который присылали на фестиваль, зацепился за текст. Он потом приехал на «Кучку», подарил диск. Так завязалось наше знакомство. Я периодически спрашивал, есть ли что-то новое, он кидал ссылки, я слушал. А.А. – По сути, мы сами - типичные слушатели. Тоже ничего не ищем. Эта история была в связи с проведением фестиваля. А так – тоже слушаем, что попадется. По большому счету. К. А. – Ну, да. А.А. – К тому же мы не являемся слушателями радио, телевидения – поэтому круг того, что попадает к нам еще уже, чем у большинства. Но зато, если что-то попадает, то это что-то классное. - Сейчас много говорят о том, что для развития музыкальной индустрии не хватает хороших тематических СМИ, но мне кажется, это что-то из зоны мифа. Все слушают ту музыку, которую рекомендуют друзья. К.А. – Да, верно. Я стал слушать больше западную музыку именно потому что в российской ничего цепляющего не нахожу. - Западную тоже друзья рекомендуют? К.А. – Нет. Как-то оно само приходит. Раньше приходила сама русская музыка, а сейчас – западная. А.А. – Это, наверное, тоже связано с потоком информации. Западная же мало освещается. К.А. – Как-то попался мне альбом одной канадской исполнительницы. Мне понравилось, я стал искать, скачал все, что можно и сейчас одна из любимых исполнительниц. Дальше, следя за ее творчеством, открыл группу «Декабристы» - «TheDecemberists». А.А. – Просто Костя, он же слово воспринимает, английского он не знает, поэтому обращает внимание на музыку, исполнение, а наше как раз поэтому невозможно слушать. К.А. – Да, может, там такие же глупые слова как у наших нынешних, но я воспринимаю с музыкальной точки зрения.. - А «наших» с музыкальной точки зрения не получается воспринимать? К.А. – Не получается. Разве что инструментальную музыку, без слов. Того же Гладкова, группу «Горн» из Краснодара. Что я слышал последнего из российского? Уриевского я слышал, например. Потому что он перед нами на Грушинском фестивале выступал. Я стоял за сценой и слышал. Наверное, это неплохо по текстам. Но меня это совсем не цепляет, потому что душе моей ничего не дает. Это то, что называют словом прикольно. Я хожу по зарубежным сайтам. Если обложка цепляет – слушаю. Если оказывается, что это техно – выключаю. Хочется всегда послушать что-то новое, чтобы обновлялась информация в голове, в душе. Я понимаю, что Маккартни никуда не убежит, можно его слушать и переслушивать, и этого хватит на годы вперед. Или, скажем, Берковского и Окуджаву. Но, с другой стороны, хочется знать, что же происходит и сейчас, и сейчас же есть что-то хорошее. И когда натыкаешься на что-то нынешнее хорошее, это всегда очень радует. Думаешь, что оно не прервалось. Что идет с неба музыка к нам. Музыка – это ведь главное, что у нас есть. - Тогда будем считать, что с музыкой мы разобрались. Поговорим о менее главном – о литературе. Все говорят, что Константин Арбенин – сказочник. Это и детская литература, и спектакли, и песни. Вы согласны с тем, что вы – сказочник? И если да, то что такое сказка? Почему – сказка? К.А. – Я согласен, потому что это даже не литературное, это для меня жизненное определение. Я живу так, что для меня все является сказкой. Поэтому сказки чаще всего выходят из меня в виде литературных или музыкальных произведений. Я старюсь сохранить в себе сказочный взгляд на вещи. Если говорить другим языком – мистическое сознание. Это когда ты видишь человека и понимаешь, что он не сам по себе такой плохой, а в нем что-то живет злое, какие-то демоны завелись. Или что деревья - живые существа, с которыми можно общаться. На все, что вокруг можно смотреть с такой сказочно-мистической точки зрения. И я до сих пор в это верю и считаю, что это действительно все так устроено, просто  не все люди в это верят и не смотрят под таким углом. Иногда с этим очень трудно жить, а иногда это очень помогает. - Ваша книга «Иван, Кощеев Сын» вошла в лонг-лист премии национальный бестселлер. Издательство «Геликон-плюс» выдвинуло этот же роман на премию «Большая книга». Что это значит для вас? К.А. – Это такое интересное приключение, потому что я не знаю, чем это может кончиться. «Геликон-плюс», когда решил издавать эту книгу, сразу сказал, что мы будем ее выдвигать на всякие литературные премии. Я даже стараюсь об этом не думать, чтобы не волноваться. Я уже пережил несколько литературных конкурсов в своей жизни и понял, что дальше лонг-листа мои книги не идут. Не потому что они плохие, а в силу их индивидуальности: они, как и песни, воспринимаются не всеми, для своего читателя. Поэтому «Национальный бестселлер»… Мне кажется, вся нация к этому еще не готова. - Честно говоря, я боюсь, что нация в большинстве своем даже не в курсе, что есть такая премия. Поскольку даже для меня, как для активного читателя, мир литературных премий это тоже что-то из разряда мифа. К.А. – Для меня тоже. - Как это соотносится с реальность? Где-то есть премия, а где-то есть книжки, продажи и все остальное. К.А. – Я не знаю. Издатели говорят, что участие в конкурсах, победы влияют на продажи. Но о качестве произведения это никак не говорит. Литература и искусство в целом - это не то, что можно алгеброй проверить, рейтингами. Кроме того, я изучил список жюри и их имена мне ничего не говорят. Я не думаю, что их мнение о моей или о других книгах особо весомо. Если бы я увидел, что эту книгу оценивают кто-то из ныне здравствующих замечательных писателей – я бы волновался. А так – я не волнуюсь. Как сложится, так сложится. Участие моей книжки в литературных конкурсах – это приключение самой книжки. Это продолжение. Иван с Горшеней продолжают экспериментировать. Вообще герои ведут себя иногда очень интересно, особенно после  того как книга закончена. Сами находят себе издателей, сами участвуют в премиях. - Хорошо. Давайте еще про стихи вспомним. Мало того, что вас выдвинули на две литературные премии, «Новая газета» включила ваш поэтический сборник в список 50 книг ушедшего года и в топ-5 лучших стихотворных сборников. Расскажете о нем? Как он формировался? К.А. – Издательство «Время», которое издало мою книжку «Заявка на подвиг», хотело издать и книжку стихов. Я подготовил довольно объемную книжку, куда уложил  все, за что мне сейчас не стыдно. Но она зависла в издательстве, у них были тяжелые времена, они много сейчас хорошей поэзии издают. Все это тянулось на протяжении трех лет, а люди на концертах просили сборник стихов. И мы решили не ждать, и тут нас московские знакомые познакомили с петербургским издательством «Красный матрос». Тогда я подготовил не такой объемный, а текущий сборничек, в котором собраны самые горячие новые и старые стихи.  «Красный матрос» очень реактивно среагировал, я думаю, книжка, опять-таки, сама продиктовала условия своего выхода. Она назвалась «Второе января» и издатель решил, что ее нужно издавать так, чтобы ко второму января уже можно было провести презентацию. В ноябре вся эта история началась, а к новому году мы получили тираж книжки. Это тоже из области сказок и чудес, чтобы так – раз и книжка вышла. - Ваш предыдущий сборник, «Комнатные побеги», запомнился мне авторскими иллюстрациями. В этом сборнике они есть? - К.А. – Многие иллюстрации повторяются, кое-что я нарисовал специально для сборника, две-три картинки. - В 2006 году в интервью для журнала «ПроСвет» вы очень интересно сказали об отечественной  литературе: «отечественная литература, — она сейчас как богатырь на распутье. Влево пойдёшь — ничего хорошего, ничего по-настоящему интересного в современной прозе и поэзии не найдёшь, одни голые заигрывания с формой и с сиюминутностью. Но если пойти вправо, то обнаруживается огромный массив интереснейших мемуарных и литературоведческих книг». За восемь лет что-то изменилось в литературном мире или в вашем к нему отношении? С распутья мы ушли? Налево? Направо? К.А. – Наверное, да. Может, я просто больше стал читать: начал книги встречать  интересные и из немемуарной области. Правда,  писателей не назовешь новыми и молодыми. Вот,  например, у Юны Мориц вышла совершенно поразившая меня книга «Рассказы о чудесном» несколько лет назад. Я даже не ожидал, что мне так понравится ее проза, оказалось очень интересно и неожиданно. Всей семьей читали сказки Евгения Клюева, тоже издательство «Время».  Настоящая литература, может быть, не гениальная, но доказывающая, что хорошая литература сегодня существует. Потом книжка Чудакова, которая получила Букер десятилетия: «Ложится мгла на старые ступени». - Но все эти авторы и восемь лет назад существовали К.А. – Да, да, но книжки вышли позже... Как я уже сказал, возможно, я просто стал больше читать. Больше обращать внимание на какие-то современные вещи. Стал более открытым. - То есть теперь вы ощущаете, что есть что-то интересное во всех жанрах, не только по биографической и литературоведческой части? К.А. – Я даже понимаю, что то, что я тогда говорил – это от моей закрытости и мне кажется, что везде существует много хорошего, но об этом не рассказывается широко. Вот, например, недавно я прочитал книжку композитора Владимира Сергеевича Дашкевича «Великое культурное одичание». Это книга вышла в конце 2013 года, она не художественная, скорее, философский трактат. Проблема в том, что многие действительно хорошие книги так просто не найти. Я книгу Дашкевича Мите Максимачёву порекомендовал, он не смог найти ее ни в интернете, ни в библиотеках. А мне ее подарил мой московский знакомый, киновед Жора Бородин, который ее купил непосредственно у Дашкевича - То есть – тоже андеграунд. У нас есть книжный магазин на каждом углу, интернет, но ничего нет. То же самое с клубами. Клубы есть – играть негде. Кафе тоже не найти (мы искали место для интервью около получаса, так и не нашли ни одного заведения, где не курили бы и было бы не шумно и просторно). К.А. – Есть маленькие интересные магазины, как «Порядок слов», как «Книги и Кофе», где можно найти что-то стоящее. А.А. – Я думаю. Это просто общая тенденция в культуре. Если раньше тираж хорошей книги был сто тысяч, то сейчас тысяча. У того же Дашкевича тираж – тысяча. К.А. – Тысяча. И издал ее Русский шахматный клуб. Поскольку Дашкевич имеет отношение к шахматам… А.А. – Даже те, про которых ты говоришь, про Клюева и прочих, это издательство «Время», где тираж три тысячи, пять тысяч. Это слезы. Поэтому не лежат эти книги в любом Буквоеде. И это всего касается. Одно время после «Зимовья» была принципиальная позиция – не играть в столовке, где пиво и прочее. Но андеграунд поставлен в такие условия, что ты можешь без «пива» обойтись, но тогда аренда будет запредельная. Сколько же после этого будут стоить билеты, если зал в шестьдесят мест предлагает аренду в пятьдесят тысяч? Вот например замечательный поэт Тимофеевский. Взрослый поэт, который известен широкой публике только как автор песни «Пусть бегут неуклюжи…». Его книжки издаются в том же издательстве «Время», те же три тысячи экземпляров. Мы его знаем, еще некоторые ценители. Но дальше это не идет. К.А. – Как раз книжка Дашкевича «Великое культурное одичание» она во многом об этом.

- Может, расскажете об Александре? О ее роли, ведь на ней организация концертов, как минимум, верстка книжек. К.А. – Ее роль гораздо больше, она вдохновительница и помощница, и союзник во всем. Обстоятельства сложились так, что ей пришлось освоить профессии текущие: директора, организаторы и так далее. Но ее роль не сводится только к административной деятельности. Если говорить о нашем спектакле «Два клоуна», наверное, впервые мы что-то публичное творческое вместе делали. Этот спектакль, наверное, самое большое событие, которое произошло за постзимовские годы.  У меня – главная роль на сцене, а у нее – главная роль в создании спектакля, потому что это она натолкнула меня на эту мысль - сделать спектакль именно по «Двум клоунам». Три года мы его показывали, объявили в ноябре прошлого года, что будут последние спектакли в Москве и Петербурге. А потом мне стало так тоскливо, подумал, что значительная часть жизни вдруг ушла куда-то, и что я не могу без этих спектаклей. Стал Сашу дергать и говорить, что давай сделаем еще. А.А. – И я согласилась, потому что я плохой директор, я ведь жена. Косте в какой-то момент стало тяжело, и я согласилась показы прекратить, хотя спектакли имели успех. К.А. – Я действительно устал: эмоционально очень сильно приходится выкладываться. А.А. – Он впервые узнал, что такое труд актера. Что они не кокетничают, когда говорят: мы своим детям не пожелаем такой профессии. К.А. – Да, я устал и начал ныть. Но когда мы сыграли последний спектакль, я понял, почувствовал, что вот только что начал понимать его, вошел во вкус. И вот мы сыграли еще один в «Книгах и Кофе», собираемся ехать в Германию, нас туда пригласили с концертами и спектаклями. Так что он не отложен на архивную полку и продолжает существовать. Еще я, как обычно, абстрактно мечтаю о новом спектакле. - О моноспектакле? К.А. – О моно! А.А. – Может, и не моно. К.А. – Может, и не моно. Но это уже сложнее. А.А. – Нет. К.А. – Нет? В общем, мы думаем в эту сторону, и пока не приходит тот материал, который хотелось бы сделать. Мне на этот раз хочется поработать с чужим произведением. Андрей Усачев, который посмотрел наш спектакль, сказал, что нам не хватает сопротивления материалу. А.А. – Он вообще сказал, что надо быть Могучим, чтобы ставить такие спектакли. Я вот эти слова запомнила. К.А. – Ну, нет, я запомнил конструктивную критику. Я подумал, что, действительно, когда ты работаешь со своим произведением, ты можешь, что хочешь, изменить. А если ты берешь текст Пушкина, ты навряд ли будешь менять текст Пушкина. А.А. – А если берешь не Пушкина, то… К.А. – То можно. Во всяком случае, если ты берешь чужое произведение, ты, как минимум, не все понимаешь. И если ты хочешь что-то поменять, ты должен для себя понять, что автор имел в виду и как это поменять, чтобы не исказить изначальный замысел. А в своем произведении ты все знаешь, за тобой стоят реальные события, сцены, образы. - То есть вы согласны не быть автором материала, который вы воспроизводите. Тогда, что вам интересно? Играть или быть режиссером? Выстраивать концепцию, картинку, закономерности, логику происходящего? К.А. – Наверное, все. В любом случае, мы будем делать следующий спектакль совместно с Сашей, мне понравилось так работать. Саша придумывает то, что я не могу придумать, а я придумываю то, что Саше в голову никогда не придет. «Два клоуна» именно так и рождался. А потом мы старались вспомнить: вот это ты придумала или я? Я не помню. Как-то все рождается само собой. И вдвоем ставить моноспектакль очень интересно, потому что я что-то играю, а Саша говорит: вот это плохо. А я не могу понять. И потом Саша говорит: садись, я тебе покажу. Я сажусь, и Саша мне показывает, я вижу, как со стороны это выглядит, и тогда действительно понимаю, что же там не так. - Как вы к этому пришли? Просто захотели и начали делать или общались с актерами, читали литературу? К.А. – Нет, не общались. Мне кажется, сила нашего спектакля в том, что мы многого не знали и до сих пор не знаем. Мы бесстрашно рванулись в этот бой и сделали все по-своему. Подошли к этому с дилетантской стороны. А.А. – В спектаклях мы тоже андеграунд. Мы везде андеграунд. Наш спектакль участвовал в международном фестивале моноспектаклей «Монокль» и его отметили дипломом «За циркизацию театра». Мы сперва думали, что над нами пошутили, а потом выяснили, что есть такой термин, но у него нет определения. Это делали в двадцатые года Мейерхольд, Эйзенштейн. Недавно мы посмотрели спектакль Владимирова 73-его года «Укрощение строптивой», с Фрейндлих, и подумали – вот же она, циркизация.

- Это не то же самое, что буффонада? К.А. – Нет, но у них есть нечто сходное. А.А. – Там три определяющих фактора циркизации: либо спектакль проходит на сцене цирка, либо в нем цирковые элементы и еще… то, что у нас. Его можно играть где угодно. Мы его играли на Буфесте. Там все отказывались выступать. Потому что это был шатер, большая палатка белого цвета в солнечный летний день. А спектакль же подразумевает работу со светом. Затемнение. У нас эти моменты важны. К.А. – Тогда мы некоторые моменты решили по-другому режиссерски. У нас были сутки на размышления. Мы быстро спектакль переделали, показали балаганную версию. - Вы упомянули про гастроли в Германии. Вообще, какая география ваших концертов? К.А. – Андеграундная: куда пригласят, туда едем. - А куда приглашают обычно? Питер, Москва, само собой. К.А. – Позвали в Саратов. До этого мы с Сердоликом выступали в Рязани. Что еще? А.А. – Байкал, Краснодар. Мы безпродюссерные и нас никто не финансирует, если у приглашающей стороны есть возможность оплатить дорогу, мы едем. К.А. – Все зависит от активности и возможностей людей на местах. Если есть возможность оплатить дорогу и гонорар, организовать проживание.. А.А. - Как правило, во всех городках есть какой-то процент, который слушает. - Во всех городках? К.А. – Да. А.А. – Да, наверняка, я просто уверена. В Крыму как-то встретили людей из Волгограда, которые нас знают и слушают. При этом, конечно, есть площадки, с которыми я договариваюсь. - То есть, системы никакой нет. Кто-то один раз позвал, вы поехали. А чтобы тур составить… А.А. – Почему, бывает. Тур мы сами не составляем, но если откуда-то поступает запрос... Вот как было: из Ростова с нами связались, договорились, что будем делать. И чтобы это было удобно всем, мы сделали мини-тур:  Ростов и Краснодар. К.А. – То есть, серьезных туров нет. Максимум города два было, а чтобы три – навряд ли. - Почему вы не пытаетесь организовать гастроли по нескольким городам? Это и по деньгам эффективней, и людям проще. А.А. – Наверное, это такая городская позиция: я знаю здесь структуру, я могу пойти, договориться, а в том-то городе я не знаю структуру. Мы же не стадионная группа, нас интересуют какие-то маленькие площадки, желательно, чтобы не кабак. А такие места найти сложнее, не будучи в этом городе. Через интернет все с точностью не выяснить. К.А – Да и потом, мне хватает. Я не очень мобильный человек. Я не люблю все время ездить, путешествовать. Для меня этих поездок вполне достаточно. К тому же, мне было бы интересней куда-то поехать с группой, а у организаторов из небольших городов нет денег, чтобы обеспечить наш проезд. Все это упирается опять-таки в андеграунд и самодеятельность, потому что мы не шоу-бизнес, люди, которые нас приглашают – не шоу-бизнес, поэтому возможности очень ограниченные. Пока приходится ездить мне одному с гитарой туда, куда пригласят. Очень надеюсь, что ситуация изменится, и мы с группой поездим по другим городам. - Что ж, давайте поговорим про ближайшие планы. Каких спектаклей, книг, концертов ждать? К.А. – Самое ближайшее - большой квартирник «Сердолика» с подзвучкой в хостеле «Луна» на Белинского 9, 27 апреля в 19.00, приходите. Будет два отделения, можно будет все внимательно послушать. Главное, что песни будут и старые, «зимовских» времени, и новые, «Сердоликовские», и даже пара песен, которые в альбом не вошли. А.А. – Все в лучших традициях рок-н-ролла и андеграунда, без пива и столовки. К.А. – И зрители классные. На квартирники приходят самые заинтересованные. Кроме того, на квартирнике можно будет купить книги и последний альбом. После этого мы уезжаем в Германию, будем там с 16 по 25 мая, посетим шесть городов. Все подробности есть на сайте. На июнь уже запланировано два выступления в Петербурге и Москве.

Текст и фото: Александр Шек