«Нет ничего хуже, чем клоун, который вызывает жалость»

Режиссер Денис Хуснияров поставил в Театре на Васильевском спектакль по роману Генриха Белле «Глазами клоуна». Спектакль получился простым, но замечательным в этой своей простоте. Черно-белое, точно в старом кино, оформление и главный герой, выворачивающий свою искореженную душу наизнанку (сильная работа актера Булата Шамсутдинова). Ощущение погружения в его мысли и его сознание происходит незаметно, но в тоже время глубоко и основательно. Белое пространство, на котором черными точками расставлены круглые стулья. Весь потолок усеян белыми абажурами, среди которых ясно выделяется один черный. Вот он, клоун Ганс Шнир (Булат Шамсутдинов) - и черный абажур среди белых, и кожаное кресло среди черных стульев. Он как белая ворона, как изгой. Когда-то были цветы после выступлений, а сейчас - отстранение от работы, пустые карманы и похмелье каждое утро. А самое страшное – потерянная душа. Ганс  – загнанный в угол человек в черном плаще, черном клоунском воротнике и белым лицом с черной нарисованной слезой. Он ведет отчаянный монолог с самим собой, вызволяя из своей памяти кусочки жизни, вспоминая счастливые и несчастливые моменты, близких людей и просто знакомых. И эти люди из его прошлого как призраки возникают из-за кулис. Они тихо рассаживаются по сцене, но как только Ганс вспоминает их, они точно оживают, подхватывая его слова, выходя на авансцену и иллюстрируя рассказанную историю. Воспоминания прерываются звонками. В поисках денег и поддержки Ганс звонит всем, на кого когда-то может рассчитывать. Пронзительный телефонный звонок рефреном проходит через весь спектакль. И каждый раз, разрывая тишину, он дарит надежду на понимание и помощь. Снимая клоунский наряд и оставаясь в обычном мужском костюме-тройке, он оставляет нарисованную на белом лице слезу - точно символ чувственности и эмоциональности Ганса. Он один среди этой толпы людей умеет чувствовать так остро и глубоко, что душевная рана не вылечивается, а окончательно губит его. Единственным человеком, понимающим его, действительно являющимся его "родной душой" была Мари. С первой их встречей она выкрашивает лицо такой же клоунской белой краской. Но постепенно, сначала на часть, потом на  половину, потом на три четверти стирает белую краску с лица, каждый раз все больше разрывая связь с Гансом. Именно она была его смыслом, его счастьем, его душой. И именно ее уход стал для него концом всему. Он один, непонятый, неуслышанный и жалкий. А "нет ничего хуже, чем клоун, который вызывает жалость". Мечась по воспоминаниям, он обращается то в детство, то в школьные годы. Многие события произвели на него слишком сильные впечатления. Достаточно яркий отпечаток оставила на нем смерть сестренки. И эта кудрявая девушка в темно- зеленом пальто практически неотступно следует за ним, то играя на фортепиано, то заливаясь громким смехом, то понимающе, но все же отстраненно смотря на него. Все эти внезапно всплывающие в памяти Ганса люди для него, по сути, уже умерли (все выходят на сцену в одинаковых белых башмаках). Но, как гласит избитая истина, надежда умирает последней, и телефонный звонок в очередной раз  разрывает тишину, как будто в силах что-то изменить. Ганс настолько углубился в себя, в поиск чего-то родного, что искусство для него померкло и потеряло всякий смысл. Временами он лицедействует, изображая перед отцом припадок или в экспрессивной пантомиме рассказывая ему о своих детских впечатлениях. Зал смеется, отец временами улыбается. Но за этими смехом и улыбкой скрывается сочувствие и та самая жалость, которая страшнее всего. Одиночество и безысходность Ганса, его загнанное положение, метания по креслу. Весь мир  отворачивается от него. Все вышедшие из его воспоминаний облачились в черные плащи и раскрасили белым лица, точно под копирку, изображая теперь не глубокую душу, а массовость и безликость.  Они поворачиваются спиной к зрителю, в то время как Ганс сидит к залу лицом. Казалось бы совсем уж очевидная метафора в этой финальной сцене. Но в этом спектакле-исповеди эта простота приобретает особую силу. На протяжении двух часов открывающий свою душу Ганс с потерянным взглядом и размазанным гримом среди черных холодных спин смотрит вперед и видит пустоту.

Текст: Яна Чичина

Фотографии предоставлены организаторами спектакля