Спектакль-фильм представил петербуржцам именно тот, первоначальный вариант постановки, с оригинальным актерским составом. Съемки проводились в 1985-1986 годах, а окончательный монтаж был сделан режиссером каких-нибудь полтора года назад. Об этом А. Васильев поведал на встрече, приуроченной к показу. Здесь же Анатолий Александрович поделился собственными впечатлениями от экранной версии спектакля. По его словам, фильм близок ему именно своей «архаичностью», поскольку даже качество съемки отображает эпоху.
Трудно сказать что-либо новое о признанном шедевре. Да, творение А. Васильева выражает целое поколение, рисует перед зрителем целую эпоху (и даже дает ее внахлест с еще более ранней). В основе спектакля – утопическая идея героев о свободном существовании в мире обособленном, изолированном от внешнего воздействия. Этот мир они пытаются создать в заброшенном доме, который достался одному из героев в наследство. Такая вот своеобразная игра в подполье, андеграунд.
Влияет ли печать эпохи на современное восприятие? Безусловно, влияет. Нельзя сказать, что ощущение отчужденности или стремление к свободе внутренней и внешней не понятны человеку сегодняшнему. Но они - в том ключе, как это представлено в пьесе, - дистанцированы от него, как Серебряный век – от «людей советской обочины». Приблизиться можно, но проникнуться – тяжело.
В спектакле три акта. Первый повествует о том, как компания малознакомых друг с другом людей приезжает в новообретенный загородный дом одного из героев. Этот дом достался ему от бабушки, и хозяину приходит мысль жить коммуной, начать все с чистого листа. Второй акт вносит коррективы. Появляется еще один персонаж, с которым в спектакль входит эпоха его молодости – эпоха Серебряного века, со всей её возвышенностью и изящностью объяснений:
- Так сейчас не пишут…
- Так сейчас не любят!
Герой этот, Николай Львович Крекшин, оказывается мужем «Лизаньки» - бабушки владельца дома. Их брак длился «неделю и один Божий день». И теперь уже он, Николай Львович – наследник первой очереди, который почти решается продать дом одному из присутствующих гостей (внешний конфликт пьесы невольно наталкивает на воспоминания о чеховском «Вишневом саде»). Третий акт. Крекшин сжигает свидетельство о браке. Дом снова принадлежит внуку «Лизаньки», но компания разъезжается. Они не в силах строить светлое будущее. Окна и двери снова заколачивают, все возвращается на круги своя. Язык спектакля выразителен по-своему. Он не использует привычные для классической сцены приемы. Здесь все – умолчание, недосказанность. И явно просматриваются аллюзии все к тому же «Вишневому саду»: герои общаются по-чеховски, монологами. Они не слышат друг друга, каждый говорит о своем. Основным настроением становится безысходность и неверие в возможность что-либо изменить. Пожалуй, именно этот посыл и становится наиболее читаемым в контексте дня сегодняшнего.
«Серсо» был задуман как спектакль о перестроечном поколении. Он ставился с целью показать человека, стремящегося избавиться от оков, но не умеющего быть свободным. Это А. Васильеву, безусловно, удалось – уже тогда, в 1986-ом. И пускай собранный по кусочкам фильм не воспринимается с той остротой, которая была заложена в нем изначально. Главное, чтобы адресат услышал и понял: «Нам 70, но мы хорошо выглядим».
Текст: Елена Чернакова
Фото предоставлены организаторами спектакля.