Спектакль «Любови Скотопригоньевска» по роману Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Режиссёр - Македоний Киселев. Художник - Борис Шаповалов. Малая сцена театра им. Ленсовета.
Режиссёр Македоний Киселёв окончил Санкт-Петербургскую Академию театрального искусства (тогда ещё ЛГИТМИК), а практически весь свой профессиональный опыт получил в театрах Германии и Австрии. Вернувшись в Россию, Киселёв решает ставить «Карамазовых». Про любовь.
Самое интересное в этом спектакле - игра актёров по методу традиционной немецкой школы, увидеть подобное в нашем городе раньше можно было разве что в фестивальных постановках, привезённых из Европы.
В спектакле Киселёва нет полного вживания в роль и перевоплощения артиста на сцене, есть лишь некоторый набор характерных черт, которыми наделены герои. К примеру, Грушенька (Валерия Шкирандо) – роковая красавица, блондинка в красном, ведет себя нарочито кокетливо: очаровывая мужчин, она прохаживается по сцене как по подиуму, то ручкой поманит, то встанет в статуарной позе, каждую минуту она в движении, буквально вытанцовывает сущность своей героини. Масочность здесь решена именно в пластике и в визуальных средствах, частично в интонациях.
Вот другой пример: Алеша Карамазов (Дмитрий Луговкин) – хрестоматийный юноша-семинарист, в подряснике, с длинными русыми волосами и с добродушным глубоким взглядом. В какой бы сцене он ни появился, всегда пребывает в ореоле святой умиротворённости, будто только что вышел из кельи. И слова произносит так, как будто читает проповедь, всё время уговаривает заблудших людей не поддаваться никаким грехам.
Катерина Ивановна (Инна Степанова) – стареющая экзальтированная женщина, для которой воспитанница Грушенька – идол, объект для подражания. Недаром они появляются на сцене вместе в «рифмующихся» одеждах – обе в красных платьях, в синих масках и с синими украшениями, но только на Грушеньке платье открытое, пышное, а у Катерины Ивановны – скромного фасона с юбкой по колено. Метафора понятна.
Маска в чистом виде не меняется в течение действия, ее метафизическая сущность от начала до конца спектакля ясна, но в каждой роли масочные константы совмещены с психологизмом – об этом говорят ломки характеров, без которых никак не может быть Достоевского.
Можно сказать, что режиссёр обратил методику в нужное русло. Немецкие актёры в принципе никогда не перевоплощаются на сцене целиком, даже если это спектакль, по форме приближенный к жизнеподобному/психологическому театру. Такая игра кажется закрытой, безэмоциональной по сравнению с той игрой, которую привык видеть в большинстве своем российский зритель.
Lise (Ксюша Арсеньева), пожалуй, самый сложный образ в спектакле. Она передвигается по сцене на инвалидной коляске, всегда нервная, тяготящаяся своим «уродством», колючий, озлобленный ребенок. Их линия с Алешей Карамазовым – главная, месседж режиссёра (точнее – тот, что взят из романа): всепрощающая любовь к ближнему способна полностью очистить человека. В один из моментов, когда Алеша делает Lise предложение, она открывается перед ним, высказывает дурные фантазии о том, что хотела бы быть истерзанной, чтобы на ней кто-нибудь женился и бросил и о том, как воображает что распинает ребенка, а затем садится напротив и ест компот. На что её возлюбленный реагирует со спокойной рассудительностью и помогает ей постепенно выплеснуть всё, что накопилось за долгие годы нелюбви к себе и обиды на людей. В итоге Lise символически очищается – поднимается на ноги с коляски.
На сцене приглушенный свет, минимум декораций – инсталляции в духе Arte Povera, узнаётся мебель, лестницы, предметы быта. В принципе ничего нового, этот прием уже в некотором роде стал трендом у молодых режиссёров. То же самое можно сказать и о музыкальном оформлении – использована музыка популярных исполнителей среди андеграундной интеллигенции: АукцЫон, Sigur Ros, Pink Floyd, если ставишь спектакль для интеллектуальной молодёжи – можешь смело брать их треки, не промахнёшься: это то, что в обязательном порядке есть у всех в плей-листах. Но! Здесь сознательно нет никаких замысловатых приёмов. Отсюда главное достоинство «Любовей» - спектакль очень легко усваиваем, несмотря на сложность литературной основы (как ни крути и как не «нарезай» текст для инсценировки) и непривычный способ актерского существования. Динамичный, с юмором, визуально приятный. Костюмы героев выполнены в современной цветовой гамме - цвета акварели в модных сочетаниях: синий+красный, фуксия+бирюзовый+желтый, все составляемые – легко считываемые культурные коды для современный молодёжи. Кстати – да, скорее этот спектакль именно молодёжный. Кроме того, просмотр «Любовей» - способ одновременно приятно и высокодуховно провести время. Это не тот случай, когда перед просмотром нужно морально готовиться, к тому, что сейчас тебя введут в измененное сознание с помощью выстроенного ритма, тяжёлой смысловой нагрузки, замысловатой концепции. Тут другие прелести.
Этот проект – работа коллективная. Ребята своими силами умудряются удержать его на петербургских сценах (спектакль идет на сцене «Эрарты» и малой сцене театра им. Ленсовета). Очень сложно малоизвестному режиссёру завоевать доверие здешнего консервативного зрителя. Остаётся только надеяться, что творческого энтузиазма создателей хватит хотя бы на то, чтобы оставить этот спектакль в генетической памяти петербургского театра как отдельное явление.
В спектакле Киселёва нет полного вживания в роль и перевоплощения артиста на сцене, есть лишь некоторый набор характерных черт, которыми наделены герои. К примеру, Грушенька (Валерия Шкирандо) – роковая красавица, блондинка в красном, ведет себя нарочито кокетливо: очаровывая мужчин, она прохаживается по сцене как по подиуму, то ручкой поманит, то встанет в статуарной позе, каждую минуту она в движении, буквально вытанцовывает сущность своей героини. Масочность здесь решена именно в пластике и в визуальных средствах, частично в интонациях.
Вот другой пример: Алеша Карамазов (Дмитрий Луговкин) – хрестоматийный юноша-семинарист, в подряснике, с длинными русыми волосами и с добродушным глубоким взглядом. В какой бы сцене он ни появился, всегда пребывает в ореоле святой умиротворённости, будто только что вышел из кельи. И слова произносит так, как будто читает проповедь, всё время уговаривает заблудших людей не поддаваться никаким грехам.
Катерина Ивановна (Инна Степанова) – стареющая экзальтированная женщина, для которой воспитанница Грушенька – идол, объект для подражания. Недаром они появляются на сцене вместе в «рифмующихся» одеждах – обе в красных платьях, в синих масках и с синими украшениями, но только на Грушеньке платье открытое, пышное, а у Катерины Ивановны – скромного фасона с юбкой по колено. Метафора понятна.
Маска в чистом виде не меняется в течение действия, ее метафизическая сущность от начала до конца спектакля ясна, но в каждой роли масочные константы совмещены с психологизмом – об этом говорят ломки характеров, без которых никак не может быть Достоевского.
Можно сказать, что режиссёр обратил методику в нужное русло. Немецкие актёры в принципе никогда не перевоплощаются на сцене целиком, даже если это спектакль, по форме приближенный к жизнеподобному/психологическому театру. Такая игра кажется закрытой, безэмоциональной по сравнению с той игрой, которую привык видеть в большинстве своем российский зритель.
Lise (Ксюша Арсеньева), пожалуй, самый сложный образ в спектакле. Она передвигается по сцене на инвалидной коляске, всегда нервная, тяготящаяся своим «уродством», колючий, озлобленный ребенок. Их линия с Алешей Карамазовым – главная, месседж режиссёра (точнее – тот, что взят из романа): всепрощающая любовь к ближнему способна полностью очистить человека. В один из моментов, когда Алеша делает Lise предложение, она открывается перед ним, высказывает дурные фантазии о том, что хотела бы быть истерзанной, чтобы на ней кто-нибудь женился и бросил и о том, как воображает что распинает ребенка, а затем садится напротив и ест компот. На что её возлюбленный реагирует со спокойной рассудительностью и помогает ей постепенно выплеснуть всё, что накопилось за долгие годы нелюбви к себе и обиды на людей. В итоге Lise символически очищается – поднимается на ноги с коляски.
На сцене приглушенный свет, минимум декораций – инсталляции в духе Arte Povera, узнаётся мебель, лестницы, предметы быта. В принципе ничего нового, этот прием уже в некотором роде стал трендом у молодых режиссёров. То же самое можно сказать и о музыкальном оформлении – использована музыка популярных исполнителей среди андеграундной интеллигенции: АукцЫон, Sigur Ros, Pink Floyd, если ставишь спектакль для интеллектуальной молодёжи – можешь смело брать их треки, не промахнёшься: это то, что в обязательном порядке есть у всех в плей-листах. Но! Здесь сознательно нет никаких замысловатых приёмов. Отсюда главное достоинство «Любовей» - спектакль очень легко усваиваем, несмотря на сложность литературной основы (как ни крути и как не «нарезай» текст для инсценировки) и непривычный способ актерского существования. Динамичный, с юмором, визуально приятный. Костюмы героев выполнены в современной цветовой гамме - цвета акварели в модных сочетаниях: синий+красный, фуксия+бирюзовый+желтый, все составляемые – легко считываемые культурные коды для современный молодёжи. Кстати – да, скорее этот спектакль именно молодёжный. Кроме того, просмотр «Любовей» - способ одновременно приятно и высокодуховно провести время. Это не тот случай, когда перед просмотром нужно морально готовиться, к тому, что сейчас тебя введут в измененное сознание с помощью выстроенного ритма, тяжёлой смысловой нагрузки, замысловатой концепции. Тут другие прелести.
Этот проект – работа коллективная. Ребята своими силами умудряются удержать его на петербургских сценах (спектакль идет на сцене «Эрарты» и малой сцене театра им. Ленсовета). Очень сложно малоизвестному режиссёру завоевать доверие здешнего консервативного зрителя. Остаётся только надеяться, что творческого энтузиазма создателей хватит хотя бы на то, чтобы оставить этот спектакль в генетической памяти петербургского театра как отдельное явление.