Дорота Масловская. «Двое бедных румын, говорящих по-польски». Режиссёр Евгения Сафонова. «Этюд-театр».
[caption id="attachment_15515" align="alignleft" width="580"] Надежда Толубеева и Кирилл Варакса[/caption]
Творческая группа спектакля:Художник - Константин СоловьевХудожник по свету - Константин МалышевSound designer - Данил Вачегин
«Этюд-театр» - свободный, гордый, не понятно на что живущий коллектив с хорошей профессиональной репутацией, который одним своим существованием взрывает представления многих о возможностях организации театрального дела в нашей стране.
Одной из самых заметных премьер прошлого сезона стал спектакль Евгении Сафоновой по пьесе Дороты Масловской «Двое бедных румын, говорящих по-польски» - совместный проект «Этюд-театра» и «ON.ТЕАТРА». Современное польское искусство помешано на национальном вопросе. Творчество Дороты Мословской, мягко говоря, не исключение - польский вопрос сквозит из всех щелей. Факт владения польским языком для бедных румын - гарантия приоритетности при попытке сесть в чужой автомобиль. Ведь у добропорядочного поляка не должно оказаться повода отказать двум автостопщикам, которые хоть и румыны, но неплохо говорят по-польски.
[caption id="attachment_15521" align="alignleft" width="314"] Кирилл Варакса[/caption]
Впрочем, принадлежность к той или иной национальности здесь всего лишь один из критериев самоидентификации героев. Искать путь к себе в измененном состоянии ума - занятие бесполезное. Силясь добраться до самой сути, герои всё равно остаются в рамках наркотического трипа. Каждый из них рискует не обнаружить в себе ничего, даже полностью разоблачившись и протрезвев.
Принципиально вот что: наркотики – всего лишь удобоваримая ёмкая метафора всех наших параной. Это всего лишь обозначение всех тех зависимостей, которые заставляют нас ускоряться.
Все внешнее оформление спектакля (Художник - Константин Соловьев) спаяно с откровенной претензией на хороший вкус, и всё это (сценография, костюмы, видео инсталляции) полностью выдерживает критику. В оформлении спектакля есть какая-то стильная металлическая четкость, какая-то европейская холодность, я бы даже сказала «стерильность», если бы у этого слова было значение, характеризующее предмет положительно.
Проецируемая на заднюю стену картинка ночной дороги гипнотизирует, поддерживая иллюзию движения, внушая порывы нащупать ремень безопасности на зрительском кресле. Сафонова разгоняет спектакль сразу, с первых секунд. Разгоняет, в том числе и буквально, за счет темпа речи артистов, за счет их напалма и таланта. С артистами Жене, безусловно, повезло. Работа с фильштинцами в каком-то смысле схожа с вождением «Opel Vectra» – выехал на автобан, завел, разогнался и всё - сиди и смотри.
Исполнители заглавных ролей Надежда Толубеева и Кирилл Варакса демонстрируют актерскую технику в точке совершенства, к ним присоединяется Иван Бровин, по сюжету – их первая жертва, а по факту их соучастник, действующий на зрителя теми же методами, заставая врасплох.
Все «второстепенные» герои - четкие и гротесковые - как из цветного наркотического сна. Спектакль легко делится на эпизоды - каждая новая актерская работа знакомит нас с представителем нового класса. Откровенная социальщина - типичное свойство восточноевропейской драматургии, мы так к этому привыкли, что уже готовы использовать её как с художественным приём.
[caption id="attachment_15513" align="alignleft" width="580"] Надежда Толубеева и Кирилл Варакса[/caption]
Так Алессандра Джунтини, урожденная итальянка, которая уже несколько лет интонирует как подлинная русская, вдруг, исполняя роль официантки из придорожного кафе, опять обретает иностранный акцент. И, если бы местом действия была не трасса Варшава – Гданьск, а, к примеру, железная дорога Джанкой-Симферополь, то героиня Алессандры была бы заезжей одесситкой. Ей – билингвистке из придорожного кафе чихать на румын, на их уровень польского языка и на их планы на жизнь, будь то хоть предупредительные звонки на службу, хоть роды. Или вот представительница другого социального класса - пьяная женщина за рулем шикарного автомобиля в исполнении Анны Донченко – пример, подтверждающий, что богатые не только «тоже плачут», но и точно таким же образом сходят с ума. Другая сторона социальной лестницы - обитатель дома в пустыне, которая станет «последним прибежищем» для Джины. Артист Алексей Забегин чётко, на полной истерике играет сумасшедшего старика, который боготворит телевизор, который показывает ему сериал про ксендза Гжегожа, который вдруг (о, чудо!) сам появляется на пороге его дома.
В этих забавных играх в духе старого доброго ультранасилия нет вообще никакого смысла и никаких правил. Зато здесь есть тысяча и одна киношная цитата, и если вовлеченный в игру добропорядочный гражданин был бы способен их разгадать, то он бы понял, что бессмысленная жестокость этих двоих чокнутых наркоманов всё-таки будет ограничена здравым смыслом.
Здесь, правда, есть другой страшный нюанс - рамки здравого смысла уже так расширены, что допускают даже физическую смерть - как одно из самых восхитительных и прекрасных эстетических явлений.
[caption id="attachment_15525" align="alignleft" width="580"] Сцена из спектакля[/caption]
Спектакль смотрится через опыт двух главных героев - Пархи и Джины, через их расширенные зрачки – и этим всё объясняется. В этом я нахожу оправдание себе – зрителю, себе – критику, перестаю смущаться того, что не могу вспомнить какой же спектакль из сотен мной просмотренных казался мне более совершенным чем этот, какие актерские работы принималась мной столь же безусловно…
В реальном мире такие восторженные оценочные заявления – дурной тон, я никогда себе этого не позволяю. Но здесь-то совсем другое дело. Такая идеалистическая картинка – естественна, раз уж мы все под кайфом. Парха говорит: «Мы не студенты, мы говорящие по-польски румыны, лесбиянки, педики, евреи, работаем в рекламном агентстве…»
Я уверенно продолжаю ряд: это мы, мы – сериальные актеры, мы - матери-одиночки, забывающие своих детей в детских садах, мы - обманутые жены бизнесменов, мы - эмигрантки-барменши, мы - выжившие из ума старики -деклассированные элементы. Это уже не имеет никакого значения, потому что мы мчимся на векторе по трассе и давно отпустили руль.
Впереди – вся жизнь (вся, какой бы длины она не была), в самом финале – смерть (как ни крути). В нашей воле только одно - регулировать скорость. Так Джина в финале выберет максимальное ускорение и сама переместит себя в точку «B», повесившись в ванной.
В нашей воле также отключить автопилот, взять на себя управление.
С любой скорости можно соскочить – как с наркоты, или любой другой зависимости. А наша жизнь - это как любовь, как героин, это то, что сложно контролировать, но такие случаи были.
Как бы не зашкаливал спидометр, всегда можно вернуться в садик, забрать оттуда своего ребенка и больше не пропивать его алименты, всегда можно успеть на съемки или найти способ предупредить о том, что опоздаешь, а иногда можно после самого плохого трипа очнуться живым, да и ещё найти в кармане 5000 злотых и крутой MP3-плеер.
Спектакль пройдет 22 и 23 сентября на сцене лаборатории «ON. ТЕАТР».
Московская премьера спектакля состоится 18 и 19 октября в пространстве "Мастерская" (Театральный проезд, д. 3)
Надежда Толубеева и Кирилл Варакса[/caption]
Творческая группа спектакля:
Художник - Константин Соловьев
Художник по свету - Константин Малышев
Sound designer - Данил Вачегин
«Этюд-театр» - свободный, гордый, не понятно на что живущий коллектив с хорошей профессиональной репутацией, который одним своим существованием взрывает представления многих о возможностях организации театрального дела в нашей стране.
Одной из самых заметных премьер прошлого сезона стал спектакль Евгении Сафоновой по пьесе Дороты Масловской «Двое бедных румын, говорящих по-польски» - совместный проект «Этюд-театра» и «ON.ТЕАТРА». Современное польское искусство помешано на национальном вопросе. Творчество Дороты Мословской, мягко говоря, не исключение - польский вопрос сквозит из всех щелей. Факт владения польским языком для бедных румын - гарантия приоритетности при попытке сесть в чужой автомобиль. Ведь у добропорядочного поляка не должно оказаться повода отказать двум автостопщикам, которые хоть и румыны, но неплохо говорят по-польски.
[caption id="attachment_15521" align="alignleft" width="314"]
Кирилл Варакса[/caption]
Впрочем, принадлежность к той или иной национальности здесь всего лишь один из критериев самоидентификации героев. Искать путь к себе в измененном состоянии ума - занятие бесполезное. Силясь добраться до самой сути, герои всё равно остаются в рамках наркотического трипа. Каждый из них рискует не обнаружить в себе ничего, даже полностью разоблачившись и протрезвев.
Принципиально вот что: наркотики – всего лишь удобоваримая ёмкая метафора всех наших параной. Это всего лишь обозначение всех тех зависимостей, которые заставляют нас ускоряться.
Все внешнее оформление спектакля (Художник - Константин Соловьев) спаяно с откровенной претензией на хороший вкус, и всё это (сценография, костюмы, видео инсталляции) полностью выдерживает критику. В оформлении спектакля есть какая-то стильная металлическая четкость, какая-то европейская холодность, я бы даже сказала «стерильность», если бы у этого слова было значение, характеризующее предмет положительно.
Проецируемая на заднюю стену картинка ночной дороги гипнотизирует, поддерживая иллюзию движения, внушая порывы нащупать ремень безопасности на зрительском кресле. Сафонова разгоняет спектакль сразу, с первых секунд. Разгоняет, в том числе и буквально, за счет темпа речи артистов, за счет их напалма и таланта. С артистами Жене, безусловно, повезло. Работа с фильштинцами в каком-то смысле схожа с вождением «Opel Vectra» – выехал на автобан, завел, разогнался и всё - сиди и смотри.
Исполнители заглавных ролей Надежда Толубеева и Кирилл Варакса демонстрируют актерскую технику в точке совершенства, к ним присоединяется Иван Бровин, по сюжету – их первая жертва, а по факту их соучастник, действующий на зрителя теми же методами, заставая врасплох.
Все «второстепенные» герои - четкие и гротесковые - как из цветного наркотического сна. Спектакль легко делится на эпизоды - каждая новая актерская работа знакомит нас с представителем нового класса. Откровенная социальщина - типичное свойство восточноевропейской драматургии, мы так к этому привыкли, что уже готовы использовать её как с художественным приём.
[caption id="attachment_15513" align="alignleft" width="580"]
Надежда Толубеева и Кирилл Варакса[/caption]
Так Алессандра Джунтини, урожденная итальянка, которая уже несколько лет интонирует как подлинная русская, вдруг, исполняя роль официантки из придорожного кафе, опять обретает иностранный акцент. И, если бы местом действия была не трасса Варшава – Гданьск, а, к примеру, железная дорога Джанкой-Симферополь, то героиня Алессандры была бы заезжей одесситкой. Ей – билингвистке из придорожного кафе чихать на румын, на их уровень польского языка и на их планы на жизнь, будь то хоть предупредительные звонки на службу, хоть роды. Или вот представительница другого социального класса - пьяная женщина за рулем шикарного автомобиля в исполнении Анны Донченко – пример, подтверждающий, что богатые не только «тоже плачут», но и точно таким же образом сходят с ума. Другая сторона социальной лестницы - обитатель дома в пустыне, которая станет «последним прибежищем» для Джины. Артист Алексей Забегин чётко, на полной истерике играет сумасшедшего старика, который боготворит телевизор, который показывает ему сериал про ксендза Гжегожа, который вдруг (о, чудо!) сам появляется на пороге его дома.
В этих забавных играх в духе старого доброго ультранасилия нет вообще никакого смысла и никаких правил. Зато здесь есть тысяча и одна киношная цитата, и если вовлеченный в игру добропорядочный гражданин был бы способен их разгадать, то он бы понял, что бессмысленная жестокость этих двоих чокнутых наркоманов всё-таки будет ограничена здравым смыслом.
Здесь, правда, есть другой страшный нюанс - рамки здравого смысла уже так расширены, что допускают даже физическую смерть - как одно из самых восхитительных и прекрасных эстетических явлений.
[caption id="attachment_15525" align="alignleft" width="580"]
Сцена из спектакля[/caption]
Спектакль смотрится через опыт двух главных героев - Пархи и Джины, через их расширенные зрачки – и этим всё объясняется. В этом я нахожу оправдание себе – зрителю, себе – критику, перестаю смущаться того, что не могу вспомнить какой же спектакль из сотен мной просмотренных казался мне более совершенным чем этот, какие актерские работы принималась мной столь же безусловно…
В реальном мире такие восторженные оценочные заявления – дурной тон, я никогда себе этого не позволяю. Но здесь-то совсем другое дело. Такая идеалистическая картинка – естественна, раз уж мы все под кайфом. Парха говорит: «Мы не студенты, мы говорящие по-польски румыны, лесбиянки, педики, евреи, работаем в рекламном агентстве…»
Я уверенно продолжаю ряд: это мы, мы – сериальные актеры, мы - матери-одиночки, забывающие своих детей в детских садах, мы - обманутые жены бизнесменов, мы - эмигрантки-барменши, мы - выжившие из ума старики -деклассированные элементы. Это уже не имеет никакого значения, потому что мы мчимся на векторе по трассе и давно отпустили руль.
Впереди – вся жизнь (вся, какой бы длины она не была), в самом финале – смерть (как ни крути). В нашей воле только одно - регулировать скорость. Так Джина в финале выберет максимальное ускорение и сама переместит себя в точку «B», повесившись в ванной.
В нашей воле также отключить автопилот, взять на себя управление.
С любой скорости можно соскочить – как с наркоты, или любой другой зависимости. А наша жизнь - это как любовь, как героин, это то, что сложно контролировать, но такие случаи были.
Как бы не зашкаливал спидометр, всегда можно вернуться в садик, забрать оттуда своего ребенка и больше не пропивать его алименты, всегда можно успеть на съемки или найти способ предупредить о том, что опоздаешь, а иногда можно после самого плохого трипа очнуться живым, да и ещё найти в кармане 5000 злотых и крутой MP3-плеер.
Мордвинова красава!)