А.Н. Островский «На бойком месте». Режиссер Никита Гриншпун. Омский государственный драматический «Пятый театр».
В XXI сезоне Омский драматический «Пятый театр» порадовал зрителя постановкой московского режиссёра Никиты Гриншпуна «На бойком месте» по одноимённой комедии А.Н. Островского. Вышедший из-под крыла заслуженного деятеля искусств Олега Кудряшова, выпускник ГИТИСА Никита Гриншпун приобрёл известность у московской публики после постановки спектакля «Шведская спичка» в Театре Наций, а затем направил свои амбиции на развитие сахалинского «Чехов-центра», возглавив его в качестве худрука. Прошлой зимой режиссер подарил омскому зрителю довольно интересную трактовку классики. И, судя по надписи на афиши «Детям до 16 смотреть не рекомендуется», достаточно пикантную.
Первым на сцену врывается звук бубенцов, звучит узнаваемая композиция в исполнении Фрэнка Синатры «Jingle Bells», которая неизменно сопровождает весь спектакль. Выбегают трое (Кристина Комкина, Максим Пешин, Арлан Касиманов) в мешковатых костюмах и с бубнами в руках – это Лошадки, именно так они названы в программке. Они начинают спектакль своим не слишком замысловатым комедийным танцем. За ними на сцене появляется плохо, нелепо одетый работник - Жук (Роман Колотухин). Он приносит своему хозяину хорошие вести о прибытии долгожданных гостей. А гостей здесь действительно ждут. Ведь это главный доход Вукола Ермолаева Бессудного (Владимир Остапов), который услышав о приезжих, тут же расстилает красную ковровую дорожку для них. И снова сцена наполняется звуками голоса Синатры. Развесёлым танцем хозяин встречает и провожает не только Раззорённого (Владимир Приезжев), но и всех гостей, оказавшихся на его постоялом дворе. Яркую, динамичную историю о царстве на большой дороге протанцовывают под джаз 60-70-х годов прошлого века.
Гриншпун даёт все карты в руки именно актёрам, следуя нога в ногу за Островским. Он не посягает на текст - передаёт его практически со стопроцентной точностью, лишь переставляя некоторые сцены местами для большей логичности. И даже позволяет себе небольшое задорное хулиганство в одном из моментов. Режиссёр помещает Непутёвого (Артём Кукушкин) и его приказчика Сеню (Василий Кондрашин) в баню, а не в дом как прописано у Островского. Причём помещает их туда «без прикрас». Двое обнажённых мужчин танцуют, весело размахивая вениками, ушатами, а потом и вовсе избавляются от них. Публика в восторге и в некоем недоумении. Но сам режиссёр предупреждал в интервью, что этот Островский будет «без валенок, бороды и самоваров». И это точно определяет то, что зрители видят на сцене.
Всё происходящее рассматривается словно через лупу, то есть обретает формы преувеличения. Очень интересно раскрывается игровая природа спектакля. Здесь всё чересчур, всё танцуя и играючи. Например, Анна (Ольга Ванькова) и Евгения (Мария Долганёва) ссорятся и начинают лупить друг друга, но делают это словно в замедленной съемке. Вечно пьяный постоялец двора Непутёвый сам и вовсе не ходит. Он вечно волочится, находясь на руках у своего слуги. Избиение Бессудного во время грабежа тоже разыгрывается пластически. На большом полотне в дом его вносят трое в странных одеждах с закрытыми лицами, не дающих никакого представления и намёка на разгадку кем же они являются. Сам Бессудный в полубреду – он то просыпается и ведёт диалог с Жуком, то впадает в сон, пока эти трое не начинают бить его длинными палками. Но бить, конечно, сказано громко. Всё опять же происходит под композицию Фрэнка Синатры «The World We Knew» в форме танца. И по такому принципу поставлено большинство сцен.
Художник-постановщик спектакля Денис Шибаев прекрасно справляется с поставленной задачей создания условной обстановки постоялого двора, в этом пространстве легко меняются сцены действия. Из всех декораций на сцене – это постоянно появляющиеся и исчезающие ковры, которые имитируют то дорогу, то зелёную лужайку, то комнаты на постоялом дворе. Кровать заменяет деревянная лавка. Яства на столе – только в памяти физических действий. Сцена практически всегда пуста. Лишь во втором акте появляется стена, которая всё также условно показывает светлицу, в которой засыпает Аннушка, в то время как Миловидов (Роман Дряблов) и Евгения милуются по другую её сторону.
Костюмы всех героев также выдержаны в одном стиле - все в коричневых и белых тонах. Даже франт Павлин Ипполитович как бы запылён и припорошен. И только Евгения Мироновна выделяется из общего пастельного спокойствия ярким красным платьем, но ей уж по статусу положено как хозяйке дома.
Не зря Вукол Бессудный берёт в жёны красавицу вдвое младше него. Евгения красива, манка, сладка. Она умеет и занять гостя, и заставить хорошенько его потратиться. Благодаря её заботам, расцветает дело старого хитреца Вуколы. Евгения охмуряет и Миловидова, напуская напраслину на его возлюбленную Аннушку. Аннушка в свою очередь двору и вовсе не полезна - ей бы жить в монастыре. Она скромна, и свято верит в любовь Миловидова. Анна и одета подобающе: вся в белом - нежна и чиста. В первом акте она не слезает с рук своего брата, жалуясь на его злобную жену, а уже во втором оказывается в объятьях своего возлюбленного Миловидова. Её вполне можно назвать Анной на шее и даже скорее Аннушкой. Этот момент крайне интересно решен режиссёром. Анна, не устояв перед чарами Павлина Ипполитовича, отдаётся ему и тут же на сцене возникают два параллельных действия, опять же решенных пластически. На первом плане под нежным белым светом софитов Павлин танцует с Аней, висящей у него на шее, а позади Бессудный, Евгения и Жук смотрят за происходящим через дверь. И вот они уже впятером сидят на скамейке. Анна засыпает и остается на руках у Павлина, который начинает разговор с Евгений. И вот как переходное знамя, Аня переходит в руки то к ней, то к Миловидову. Зрителя как будто кто-то подталкивает в спину и заставляет плыть на встречу к истине, к развязке.
А развязка уже близка. Анна, услышав разговоры Павлина и Евгении об их любви решает покончить с собой и выпивает отраву, которой Вукол поит своих постояльцев, чтобы в дальнейшем ограбить их. Она исполняет «танец смерти», всё время падает в люк на сцене, из которого её обратно на землю возвращает спаситель Павлин Ипполитович, узнавший о кознях Евгении. Он даже порывается сказать об её изменах Вуколу, но только намекает, что у него тут «бойкое место» и надо бы следить за женой. Забрав Анну спасать дальше, он уезжает, а на постоялом дворе всё так же остаются трое - Жук, Вукол и Евгения. Евгении зябко, она только что чуть не умерла от страху, ведь расскажи Павлин всю правду мужу, то не осталось бы на ней живого места. Но Вукол заботливо отдаёт ей свой пиджак, потом приносит шубу, ещё одну, ещё одну, ещё и ещё, и ещё. Потом он сдирает с пола ковры и укладывает на неё так, что бедной Евгении мы не видим под грудой вещей, а Вукол грустный и задумчивый садится рядом. Наступает тишина. Вдруг Жук объявляет, что на постоялом дворе снова гости. Кажется, что сейчас от расстроенных чувств Вукол выгонит всех, запрётся дома и напьётся по-русски, от души, но... «Ну поди! встречай! Улыбайся, дьяволи, а расчет после…» - говорит Бессудный жене и та, как ни в чём не бывало, снова бежит встречать, опаивать и заманивать дорогих гостей. Всё остаётся по- прежнему…
Очень интересно как актёры показывают нам, что примеряют образы героев Островского. Каждый из них, играя ту или иную сцену, в прямом смысле запрыгивает в него – встает на ковёр, и начинает жить в том образе, который ему дан. Спрыгивая с него, он возвращается к нормальной жизни. Особенно ярко этот приём раскрыт в финале спектакля, когда все актёры выходят на поклон, исполняют танец под кружащимся снегом и стоит им спрыгнуть с ковровых дорожек как они начинают смеяться, дурачиться, одним словом начинают быть самими собой.
В Омске премьера спектакля была принята весьма тепло. Ведь «Шведскую спичку» омский зритель оценить успел. Тем более Никита Гриншпун на данный момент является одним из модных и востребованных режиссёров, а смотреть работы таких людей всегда интересно. Да и по заверениям самого Гриншпуна он хотел создать кардинально отличающуюся постановку от той, что была на Сахалине. Сам спектакль хорошо вписался в репертуар «Пятого театра», который отличается своей любовью к экспериментам. Никакой архаичности - только всё новое, яркое, смелое, как и постановка Гриншпуна. Так что эта постановка ещё очень долгое время будет радовать омских зрителей.
В XXI сезоне Омский драматический «Пятый театр» порадовал зрителя постановкой московского режиссёра Никиты Гриншпуна «На бойком месте» по одноимённой комедии А.Н. Островского. Вышедший из-под крыла заслуженного деятеля искусств Олега Кудряшова, выпускник ГИТИСА Никита Гриншпун приобрёл известность у московской публики после постановки спектакля «Шведская спичка» в Театре Наций, а затем направил свои амбиции на развитие сахалинского «Чехов-центра», возглавив его в качестве худрука. Прошлой зимой режиссер подарил омскому зрителю довольно интересную трактовку классики. И, судя по надписи на афиши «Детям до 16 смотреть не рекомендуется», достаточно пикантную.
Первым на сцену врывается звук бубенцов, звучит узнаваемая композиция в исполнении Фрэнка Синатры «Jingle Bells», которая неизменно сопровождает весь спектакль. Выбегают трое (Кристина Комкина, Максим Пешин, Арлан Касиманов) в мешковатых костюмах и с бубнами в руках – это Лошадки, именно так они названы в программке. Они начинают спектакль своим не слишком замысловатым комедийным танцем. За ними на сцене появляется плохо, нелепо одетый работник - Жук (Роман Колотухин). Он приносит своему хозяину хорошие вести о прибытии долгожданных гостей. А гостей здесь действительно ждут. Ведь это главный доход Вукола Ермолаева Бессудного (Владимир Остапов), который услышав о приезжих, тут же расстилает красную ковровую дорожку для них. И снова сцена наполняется звуками голоса Синатры. Развесёлым танцем хозяин встречает и провожает не только Раззорённого (Владимир Приезжев), но и всех гостей, оказавшихся на его постоялом дворе. Яркую, динамичную историю о царстве на большой дороге протанцовывают под джаз 60-70-х годов прошлого века.
Гриншпун даёт все карты в руки именно актёрам, следуя нога в ногу за Островским. Он не посягает на текст - передаёт его практически со стопроцентной точностью, лишь переставляя некоторые сцены местами для большей логичности. И даже позволяет себе небольшое задорное хулиганство в одном из моментов. Режиссёр помещает Непутёвого (Артём Кукушкин) и его приказчика Сеню (Василий Кондрашин) в баню, а не в дом как прописано у Островского. Причём помещает их туда «без прикрас». Двое обнажённых мужчин танцуют, весело размахивая вениками, ушатами, а потом и вовсе избавляются от них. Публика в восторге и в некоем недоумении. Но сам режиссёр предупреждал в интервью, что этот Островский будет «без валенок, бороды и самоваров». И это точно определяет то, что зрители видят на сцене.
Всё происходящее рассматривается словно через лупу, то есть обретает формы преувеличения. Очень интересно раскрывается игровая природа спектакля. Здесь всё чересчур, всё танцуя и играючи. Например, Анна (Ольга Ванькова) и Евгения (Мария Долганёва) ссорятся и начинают лупить друг друга, но делают это словно в замедленной съемке. Вечно пьяный постоялец двора Непутёвый сам и вовсе не ходит. Он вечно волочится, находясь на руках у своего слуги. Избиение Бессудного во время грабежа тоже разыгрывается пластически. На большом полотне в дом его вносят трое в странных одеждах с закрытыми лицами, не дающих никакого представления и намёка на разгадку кем же они являются. Сам Бессудный в полубреду – он то просыпается и ведёт диалог с Жуком, то впадает в сон, пока эти трое не начинают бить его длинными палками. Но бить, конечно, сказано громко. Всё опять же происходит под композицию Фрэнка Синатры «The World We Knew» в форме танца. И по такому принципу поставлено большинство сцен.
Художник-постановщик спектакля Денис Шибаев прекрасно справляется с поставленной задачей создания условной обстановки постоялого двора, в этом пространстве легко меняются сцены действия. Из всех декораций на сцене – это постоянно появляющиеся и исчезающие ковры, которые имитируют то дорогу, то зелёную лужайку, то комнаты на постоялом дворе. Кровать заменяет деревянная лавка. Яства на столе – только в памяти физических действий. Сцена практически всегда пуста. Лишь во втором акте появляется стена, которая всё также условно показывает светлицу, в которой засыпает Аннушка, в то время как Миловидов (Роман Дряблов) и Евгения милуются по другую её сторону.
Костюмы всех героев также выдержаны в одном стиле - все в коричневых и белых тонах. Даже франт Павлин Ипполитович как бы запылён и припорошен. И только Евгения Мироновна выделяется из общего пастельного спокойствия ярким красным платьем, но ей уж по статусу положено как хозяйке дома.
Не зря Вукол Бессудный берёт в жёны красавицу вдвое младше него. Евгения красива, манка, сладка. Она умеет и занять гостя, и заставить хорошенько его потратиться. Благодаря её заботам, расцветает дело старого хитреца Вуколы. Евгения охмуряет и Миловидова, напуская напраслину на его возлюбленную Аннушку. Аннушка в свою очередь двору и вовсе не полезна - ей бы жить в монастыре. Она скромна, и свято верит в любовь Миловидова. Анна и одета подобающе: вся в белом - нежна и чиста. В первом акте она не слезает с рук своего брата, жалуясь на его злобную жену, а уже во втором оказывается в объятьях своего возлюбленного Миловидова. Её вполне можно назвать Анной на шее и даже скорее Аннушкой. Этот момент крайне интересно решен режиссёром. Анна, не устояв перед чарами Павлина Ипполитовича, отдаётся ему и тут же на сцене возникают два параллельных действия, опять же решенных пластически. На первом плане под нежным белым светом софитов Павлин танцует с Аней, висящей у него на шее, а позади Бессудный, Евгения и Жук смотрят за происходящим через дверь. И вот они уже впятером сидят на скамейке. Анна засыпает и остается на руках у Павлина, который начинает разговор с Евгений. И вот как переходное знамя, Аня переходит в руки то к ней, то к Миловидову. Зрителя как будто кто-то подталкивает в спину и заставляет плыть на встречу к истине, к развязке.
А развязка уже близка. Анна, услышав разговоры Павлина и Евгении об их любви решает покончить с собой и выпивает отраву, которой Вукол поит своих постояльцев, чтобы в дальнейшем ограбить их. Она исполняет «танец смерти», всё время падает в люк на сцене, из которого её обратно на землю возвращает спаситель Павлин Ипполитович, узнавший о кознях Евгении. Он даже порывается сказать об её изменах Вуколу, но только намекает, что у него тут «бойкое место» и надо бы следить за женой. Забрав Анну спасать дальше, он уезжает, а на постоялом дворе всё так же остаются трое - Жук, Вукол и Евгения. Евгении зябко, она только что чуть не умерла от страху, ведь расскажи Павлин всю правду мужу, то не осталось бы на ней живого места. Но Вукол заботливо отдаёт ей свой пиджак, потом приносит шубу, ещё одну, ещё одну, ещё и ещё, и ещё. Потом он сдирает с пола ковры и укладывает на неё так, что бедной Евгении мы не видим под грудой вещей, а Вукол грустный и задумчивый садится рядом. Наступает тишина. Вдруг Жук объявляет, что на постоялом дворе снова гости. Кажется, что сейчас от расстроенных чувств Вукол выгонит всех, запрётся дома и напьётся по-русски, от души, но... «Ну поди! встречай! Улыбайся, дьяволи, а расчет после…» - говорит Бессудный жене и та, как ни в чём не бывало, снова бежит встречать, опаивать и заманивать дорогих гостей. Всё остаётся по- прежнему…
Очень интересно как актёры показывают нам, что примеряют образы героев Островского. Каждый из них, играя ту или иную сцену, в прямом смысле запрыгивает в него – встает на ковёр, и начинает жить в том образе, который ему дан. Спрыгивая с него, он возвращается к нормальной жизни. Особенно ярко этот приём раскрыт в финале спектакля, когда все актёры выходят на поклон, исполняют танец под кружащимся снегом и стоит им спрыгнуть с ковровых дорожек как они начинают смеяться, дурачиться, одним словом начинают быть самими собой.
В Омске премьера спектакля была принята весьма тепло. Ведь «Шведскую спичку» омский зритель оценить успел. Тем более Никита Гриншпун на данный момент является одним из модных и востребованных режиссёров, а смотреть работы таких людей всегда интересно. Да и по заверениям самого Гриншпуна он хотел создать кардинально отличающуюся постановку от той, что была на Сахалине. Сам спектакль хорошо вписался в репертуар «Пятого театра», который отличается своей любовью к экспериментам. Никакой архаичности - только всё новое, яркое, смелое, как и постановка Гриншпуна. Так что эта постановка ещё очень долгое время будет радовать омских зрителей.