Главная » "Ничто не дано заранее, раз и навсегда, а нужно устанавливать заново…"
"Ничто не дано заранее, раз и навсегда, а нужно устанавливать заново…"
19.05.2012
О.Я: Насколько важен для Вас актерский состав спектакля?
Р.К.: Спектакль всегда создается индивидуальностями, личностями. Твой спектакль получится в зависимости от того, кто будет в нем играть. Тут процесс более интимный, чем мне казалось раньше.
О.Я.: Руслан, в прошлом году Вы работали с труппой МДТ над спектаклем «Русалочка». Это единственная Ваша постановка, где заняты драматические актеры?
Р.К.: Нет, почему? Была постановка с участием выпускников Светланы Крючковой. В декабре 2011 года состоялась премьера моего спектакля «Путешествие маленькой елочки» в Рижском Русском Драматическом Театре.
О.Я.: Всегда ли Вам комфортно работать в чужих театрах?
Р.К.: Разные театры – разное отношение. Иногда невозможно повлиять на ситуацию.
О.Я.: А есть ли что-то, благодаря чему процесс создания спектакля в чужом театре становится немного проще?
Р.К.: У меня есть своя команда. Практически все мои спектакли поставлены с одними и теми же людьми: Алевтиной Торик, Андреем Запорожским, Владимиром Бычковским, Ириной Ляховской.
О.Я.: Как Вы выбираете актеров для постановки, работая с труппой не своего театра?
Р.К.: Все зависит от театра. Бывают очень жесткие условия. Они касаются в большей степени драматических театров. Там рекомендуют, но рекомендуют так, что я, практически, не могу выбрать.
О.Я.: А если вы не ограничены рекомендациями?
Р.К.: В основном, интуитивно.
О.Я.: Тут есть какие-то правила?
Р.К.: Иногда бывает достаточно увидеть человека, увидеть его лицо, чтобы понять что-то.
О.Я.: Есть ли особенности в работе с актерами драматического театра?
Р.К.: Для меня нет каких-то жестких установок. Если артист восприимчив, то он воспримет все то, что режиссер ему пытается сказать, если даже этот режиссер из кукольного театра. Иногда, правда, с драматическими актерами бывает сложно договориться, так как у них есть уже очень большой сценический опыт и желание играть что-то солидное, весомое, серьезное. В то время как кукольники, если заражены идеей, могут несовершенный материал поднять и сделать нечто интересное. Кроме того, драматическим актерам сложнее воспринимать весь условный мир, который есть в кукольном театре, и то хулиганство, которое есть в кукольном театре потому, что их мышление, воображение, фантазия иначе задействованы. Когда мы делаем спектакль в драматическом театре, мы знаем, что артисты будут по-своему исследовать ту условность, что мы им предлагаем. Приходится думать об особенностях труппы, с которой нужно работать.
О.Я.: В чем вы видите различие театра кукол и драматического?
Р.К.: Нельзя просто так взять и сравнить кукольный театр с драматическим. Я бы не подразделял их столь жестко. Есть авторский театр, в котором можно найти много направлений.
[caption id="attachment_13984" align="alignleft" width="580"] Сцена из спектакля "Колобок"[/caption]
О.Я.: Если же не сравнивать, а признать особенности?
Р.К.: Кукольный театр, если он живой, обладает большей свободой. В драме всегда нужно что-то оправдывать и не верить во что-то, а в театре кукол, наоборот, нужно верить в то, что салфетка может стать парусом, в то, что совершенно нелепые вещи становятся серьезными. Театр кукол наивней, а в наивности больше свободы, чем в анализе.
О.Я.: Чем вам близка эстетика театра кукол?
Р.К.: Все то, что происходит, - это какой-то интуитивный процесс. Но я знаю, что мне, скажем так, близко, конечно же, безусловное существование в условном языке - безусловное существование, безусловная вера в условность.
О.Я.: Какие качества Вы ищите в актерах, с которыми работаете?
Р.К.: Самое главное, это доверие и желание идти вместе к чему-то неизведанному. Все! Если актер внутренне не открывается, если я не слышу голоса его сердца, то мне неинтересно с ним работать.
О.Я.: Вы назвали самое главное в актере. Есть ли еще что-то важное для Вас?
Р.К.: Кроме того, у актера должна быть вера - наивная детская вера. Ну и сердце, конечно же, должно быть. Он должен быть человеком в чувственном плане, должен уметь сострадать! Только тогда он сможет перевоплотиться в кого угодно, ведь он будет сострадать тому, кого играет, и подпитывать его своим сердцем.
О.Я.: Вы сотрудничаете с театрами разных городов и даже разных стран (сейчас это Россия, Белоруссия, Польша, Болгария), получается ли работать над спектаклями после того, как они выпущены? Насколько это важно?
Р.К.: Для меня то, что в Питере, важнее того, что за границей. Так как я сейчас не так часто ставлю, то необходимо сохранять то, что есть здесь. Являясь главным режиссером БТК, я слежу за всеми постановками этого театра. Если буду разъезжать, то тут что-то начнет разваливаться. Мне известно, что в Болгарии следят за спектаклем, в Петрозаводске – уже не знаю, давно там не был. В Риге, думаю, постараются сохранить. Там все достаточно налажено.
О.Я.: Давайте теперь вернемся в прошлое. Расскажите, как получилось, что Вы очень хотели поступить на филологический факультет, а закончили в итоге актерский и режиссерский курсы факультета театра кукол?
Р.К.: Случайность. Не поступил на филфак, а поступил на факультет театра кукол. Совершенно случайно пришел на отборочную консультацию на факультет театра кукол. О специфике поступления в театральную академию я не знал ничего. Думал, что на ней мне расскажут о том, как будут проходить экзамены. Именно так обычно делается на консультациях в другие гуманитарные вузы. Также по чистой случайности встретил там знакомого человека – режиссера из театра марионеток им. Деммени. Я работал монтировщиком в этом театре, поэтому его знал. И у нас произошел следующий диалог:
- Что ты читаешь?- Я ничего не читаю, я пришел послушать…- Здесь другие правила. Это ты должен что-то рассказать, что-то прочесть.
Если бы он не сказал тогда мне этих слов, я, вполне может быть, слетел бы с первой же консультации, а так что-то прочел.
На ФТК, несмотря на имеющийся там конкурс, было не так сложно поступить. Меня взяли.
О.Я.: Вы учились в двух мастерских: сначала на актерском курсе у И.А. Зайкина, а потом - на режиссерском у Г.М. Козлова. Скажите, пожалуйста, полученное Вами от мастеров отличалось от того, что ваши студенты взяли от Вас?
Р.К.: Видимо, до появления собственного курса при БТК я особо не пытался теоретизировать. Просто делал то, что делал. Когда начал работать с мастерской, встретился с разными педагогами, преподающими по-своему, - пришлось думать и сопоставлять; появилась необходимость что-то формулировать для себя.
С мастером актерского курса, на котором я учился, - Игорем Александровичем Зайкиным – случилось несчастье: на него напали, ударили по голове, из-за чего ему пришлось долгое время отсутствовать. Курс его не предал, несмотря на всяческие соблазны и искушения, а, наоборот, поддержал в нелегкую минуту и приложил все возможные усилия для саморазвития. Тут, наверное, помогло его человеческое видение тех студентов, которых он набрал. Благодаря тому, что мастер увидел в нас, мы смогли сохраниться как курс, и сделать самостоятельно какие-то работы. Мы понимали то, что должны сами себя вытащить за волосы, как барон Мюнхгаузен. Поэтому, очень многое делали сами.
На курсе у Григория Михайловича все было иначе. Это был режиссерский курс. На нем учились уже достаточно взрослые люди. Я перевелся к ним тогда, когда они были уже четверокурсниками. Мастер и педагоги давали какое-то представление об ответственности перед тем, что ты будешь делать, чувства правды, настоящего, преемственности всего живого.
Тому же курсу, который был здесь, при БТК, может быть, не хватает понимания того, что они должны себя вытащить за волосы, как Мюнхгаузен. Но все равно они выросли в крепкую команду, которая, надеюсь, будет отстаивать настоящее и живое.
О.Я.: К чему Вы пришли за десять лет своей режиссерской деятельности?
Р.К.: Могу сказать так: сорваться до нуля можно в любой момент. Можно что-то для себя отвоевать, сделать какие-то шаги вперед, но сорваться можно, повторюсь, в любой момент, потому что, как бы сказал философ Мераб Мамардашвили: «Ничто не дано заранее, раз и навсегда, а нужно устанавливать заново…»
О.Я: Насколько важен для Вас актерский состав спектакля?
Р.К.: Спектакль всегда создается индивидуальностями, личностями. Твой спектакль получится в зависимости от того, кто будет в нем играть. Тут процесс более интимный, чем мне казалось раньше.
О.Я.: Руслан, в прошлом году Вы работали с труппой МДТ над спектаклем «Русалочка». Это единственная Ваша постановка, где заняты драматические актеры?
Р.К.: Нет, почему? Была постановка с участием выпускников Светланы Крючковой. В декабре 2011 года состоялась премьера моего спектакля «Путешествие маленькой елочки» в Рижском Русском Драматическом Театре.
О.Я.: Всегда ли Вам комфортно работать в чужих театрах?
Р.К.: Разные театры – разное отношение. Иногда невозможно повлиять на ситуацию.
О.Я.: А есть ли что-то, благодаря чему процесс создания спектакля в чужом театре становится немного проще?
Р.К.: У меня есть своя команда. Практически все мои спектакли поставлены с одними и теми же людьми: Алевтиной Торик, Андреем Запорожским, Владимиром Бычковским, Ириной Ляховской.
О.Я.: Как Вы выбираете актеров для постановки, работая с труппой не своего театра?
Р.К.: Все зависит от театра. Бывают очень жесткие условия. Они касаются в большей степени драматических театров. Там рекомендуют, но рекомендуют так, что я, практически, не могу выбрать.
О.Я.: А если вы не ограничены рекомендациями?
Р.К.: В основном, интуитивно.
О.Я.: Тут есть какие-то правила?
Р.К.: Иногда бывает достаточно увидеть человека, увидеть его лицо, чтобы понять что-то.
О.Я.: Есть ли особенности в работе с актерами драматического театра?
Р.К.: Для меня нет каких-то жестких установок. Если артист восприимчив, то он воспримет все то, что режиссер ему пытается сказать, если даже этот режиссер из кукольного театра. Иногда, правда, с драматическими актерами бывает сложно договориться, так как у них есть уже очень большой сценический опыт и желание играть что-то солидное, весомое, серьезное. В то время как кукольники, если заражены идеей, могут несовершенный материал поднять и сделать нечто интересное. Кроме того, драматическим актерам сложнее воспринимать весь условный мир, который есть в кукольном театре, и то хулиганство, которое есть в кукольном театре потому, что их мышление, воображение, фантазия иначе задействованы. Когда мы делаем спектакль в драматическом театре, мы знаем, что артисты будут по-своему исследовать ту условность, что мы им предлагаем. Приходится думать об особенностях труппы, с которой нужно работать.
О.Я.: В чем вы видите различие театра кукол и драматического?
Р.К.: Нельзя просто так взять и сравнить кукольный театр с драматическим. Я бы не подразделял их столь жестко. Есть авторский театр, в котором можно найти много направлений.
[caption id="attachment_13984" align="alignleft" width="580"]
Сцена из спектакля "Колобок"[/caption]
О.Я.: Если же не сравнивать, а признать особенности?
Р.К.: Кукольный театр, если он живой, обладает большей свободой. В драме всегда нужно что-то оправдывать и не верить во что-то, а в театре кукол, наоборот, нужно верить в то, что салфетка может стать парусом, в то, что совершенно нелепые вещи становятся серьезными. Театр кукол наивней, а в наивности больше свободы, чем в анализе.
О.Я.: Чем вам близка эстетика театра кукол?
Р.К.: Все то, что происходит, - это какой-то интуитивный процесс. Но я знаю, что мне, скажем так, близко, конечно же, безусловное существование в условном языке - безусловное существование, безусловная вера в условность.
О.Я.: Какие качества Вы ищите в актерах, с которыми работаете?
Р.К.: Самое главное, это доверие и желание идти вместе к чему-то неизведанному. Все! Если актер внутренне не открывается, если я не слышу голоса его сердца, то мне неинтересно с ним работать.
О.Я.: Вы назвали самое главное в актере. Есть ли еще что-то важное для Вас?
Р.К.: Кроме того, у актера должна быть вера - наивная детская вера. Ну и сердце, конечно же, должно быть. Он должен быть человеком в чувственном плане, должен уметь сострадать! Только тогда он сможет перевоплотиться в кого угодно, ведь он будет сострадать тому, кого играет, и подпитывать его своим сердцем.
О.Я.: Вы сотрудничаете с театрами разных городов и даже разных стран (сейчас это Россия, Белоруссия, Польша, Болгария), получается ли работать над спектаклями после того, как они выпущены? Насколько это важно?
Р.К.: Для меня то, что в Питере, важнее того, что за границей. Так как я сейчас не так часто ставлю, то необходимо сохранять то, что есть здесь. Являясь главным режиссером БТК, я слежу за всеми постановками этого театра. Если буду разъезжать, то тут что-то начнет разваливаться. Мне известно, что в Болгарии следят за спектаклем, в Петрозаводске – уже не знаю, давно там не был. В Риге, думаю, постараются сохранить. Там все достаточно налажено.
О.Я.: Давайте теперь вернемся в прошлое. Расскажите, как получилось, что Вы очень хотели поступить на филологический факультет, а закончили в итоге актерский и режиссерский курсы факультета театра кукол?
Р.К.: Случайность. Не поступил на филфак, а поступил на факультет театра кукол. Совершенно случайно пришел на отборочную консультацию на факультет театра кукол. О специфике поступления в театральную академию я не знал ничего. Думал, что на ней мне расскажут о том, как будут проходить экзамены. Именно так обычно делается на консультациях в другие гуманитарные вузы. Также по чистой случайности встретил там знакомого человека – режиссера из театра марионеток им. Деммени. Я работал монтировщиком в этом театре, поэтому его знал. И у нас произошел следующий диалог:
- Что ты читаешь?
- Я ничего не читаю, я пришел послушать…
- Здесь другие правила. Это ты должен что-то рассказать, что-то прочесть.
Если бы он не сказал тогда мне этих слов, я, вполне может быть, слетел бы с первой же консультации, а так что-то прочел.
На ФТК, несмотря на имеющийся там конкурс, было не так сложно поступить. Меня взяли.
О.Я.: Вы учились в двух мастерских: сначала на актерском курсе у И.А. Зайкина, а потом - на режиссерском у Г.М. Козлова. Скажите, пожалуйста, полученное Вами от мастеров отличалось от того, что ваши студенты взяли от Вас?
Р.К.: Видимо, до появления собственного курса при БТК я особо не пытался теоретизировать. Просто делал то, что делал. Когда начал работать с мастерской, встретился с разными педагогами, преподающими по-своему, - пришлось думать и сопоставлять; появилась необходимость что-то формулировать для себя.
С мастером актерского курса, на котором я учился, - Игорем Александровичем Зайкиным – случилось несчастье: на него напали, ударили по голове, из-за чего ему пришлось долгое время отсутствовать. Курс его не предал, несмотря на всяческие соблазны и искушения, а, наоборот, поддержал в нелегкую минуту и приложил все возможные усилия для саморазвития. Тут, наверное, помогло его человеческое видение тех студентов, которых он набрал. Благодаря тому, что мастер увидел в нас, мы смогли сохраниться как курс, и сделать самостоятельно какие-то работы. Мы понимали то, что должны сами себя вытащить за волосы, как барон Мюнхгаузен. Поэтому, очень многое делали сами.
На курсе у Григория Михайловича все было иначе. Это был режиссерский курс. На нем учились уже достаточно взрослые люди. Я перевелся к ним тогда, когда они были уже четверокурсниками. Мастер и педагоги давали какое-то представление об ответственности перед тем, что ты будешь делать, чувства правды, настоящего, преемственности всего живого.
Тому же курсу, который был здесь, при БТК, может быть, не хватает понимания того, что они должны себя вытащить за волосы, как Мюнхгаузен. Но все равно они выросли в крепкую команду, которая, надеюсь, будет отстаивать настоящее и живое.
О.Я.: К чему Вы пришли за десять лет своей режиссерской деятельности?
Р.К.: Могу сказать так: сорваться до нуля можно в любой момент. Можно что-то для себя отвоевать, сделать какие-то шаги вперед, но сорваться можно, повторюсь, в любой момент, потому что, как бы сказал философ Мераб Мамардашвили: «Ничто не дано заранее, раз и навсегда, а нужно устанавливать заново…»