Главная » "Ничто не дано заранее, раз и навсегда, а нужно устанавливать заново…"
"Ничто не дано заранее, раз и навсегда, а нужно устанавливать заново…"
19.05.2012
Первый спектакль Руслана Кудашова «Потудань» вызвал немалый резонанс в театральном Петербурге. Это произошло одиннадцать лет назад, c тех пор выпускник И.А. Зайкина и Г.М. Козлова успел стать художественным руководителем театра «Потудань», главным режиссером Большого театра кукол, обладателем многочисленных наград, набрать и даже выпустить свой актерский курс при СПбГАТИ. Зрители знают и любят Кудашова за то лирически-философское видение мира, которым он щедро с ними делится в своих постановках, отличающихся, помимо всего прочего, поиском сочетания традиционного театра кукол с экспериментальным.
Ольга Яблокова: Руслан, как Вы относитесь к традиционному театру кукол?
Руслан Кудашов: Я замечательно к нему отношусь. На мой взгляд, разница между традиционным театром и экспериментальным не столь существенна. Важно другое - чтоб в нем было что-то настоящее, подлинное. Можно ведь заниматься экспериментальным искусством и профанировать.
О.Я.: В середине февраля в БТК была премьера - «Екклесиаст. Фантазии на тему». Можно ли сказать, что Ваш новый спектакль выполнен в духе традиционного театра кукол?
Р.К.: Нет, там нет кукол.
О.Я.: Для Вас это частность или закономерность?
Р.К.: С одной стороны, сами условия диктуют то, что я не могу делать дорогие спектакли для взрослых. Кукольный театр – это всегда достаточно сложная материальная часть, ведь изготовление куклы – большие деньги. С другой стороны, скудность оформления становится каким-то принципом, определенным стилем.
О.Я.: Вы сказали, что кукольного плана в «Екклесиасте» нет, а что есть?
Р.К.: Работа выпускается практически из воздуха. Там близкий к пластическому театру язык: есть актеры и определенная идея.
О.Я.: Что Вы хотите сказать своим новым спектаклем?
Р.К.: «Екклесиаст. Фантазия на тему» – попытка посмотреть на себя со стороны, на ту жизнь, которая сейчас несется.
О.Я.: В чем для Вас актуальность книги, написанной царем Соломоном много веков назад, на сегодняшний день?
Р.К.: Она вообще всегда актуальна, ведь люди подвержены суете. Мы же все бегаем, ходим, не замечая друг друга, теряем внимание друг к другу, совершаем ошибки. А сейчас суета возведена уже в культ, так как создается масса благоприятных условий, которые упрощают жизнь и стирают сущность человека. Тем существам, которые бегают туда-сюда, человеческая сущность перестает быть нужной. Остается надеяться на то, что где-то в глубине души человек все же, минуя пустое и ненастоящее, сохраняет способность любить и сострадать. Екклесиаст как раз говорит о той суете, которая обманывает человека, уводит его от настоящего, от того, чтобы не лгать. Вот поэтому, мне кажется, возникла идея спектакля.
О.Я.: Не секрет, что книга Екклесиаста представляет собой сборник тезисов. Как Вы адаптировали ее для спектакля?
Р.К.: Инсценировки как таковой нет. Это сочиненная история. Есть попытка почувствовать на себе, увидеть состояния суеты в сегодняшнем дне. Спектакль вырастает из того, что нам кажется близким: этюдов, пластических тренингов.
[caption id="attachment_13978" align="alignleft" width="580"] Сцена из спектакля "Екклесиаст"[/caption]
О.Я.: Вы во всех Ваших работах находите нечто новое?
Р.К.: Я в предыдущей моей постановке - «Монтекки и Капулетти», которая была осенью в Белостоке (Польше), - открыл для себя массу новых вещей. Это было очень важно для меня.
О.Я.: Почему спектакль в Белостоке называется «Монтекки и Капулетти», а не «Ромео и Джульетта»?
Р.К.: Потому что это трагедия для всех: для родителей, для пап, мам, друзей, а не только для главных героев.
О.Я.: Спектакль драматический?
Р.К.: Его нельзя назвать драматическим. В нем есть кукольный план – сценографическое решение, от которого возникает свой особый язык, свое измерение, близкое театру кукол.
О.Я.: Чем он для Вас важен?
Р.К.: Вообще, очень трудно сделать что-либо, что по-настоящему тебе близко, что ты можешь назвать своим. «Монтекки и Капуллетти» по каким-то формальным вещам продолжает спектакль «МЫ». Их взаимосвязь - та канва, которая начинает образовываться от моих спектаклей последних нескольких лет. Именно в ней я чувствую проявление чего-то очень важного для меня, что могу назвать своим.
О.Я.: В чем Вы чувствуете связь между этими двумя спектаклями?
Р.К.: Сложно сказать. Они связаны каким-то духом. В них есть сочетания формального и эмоционально-чувственного решения. И тот и другой спектакль решены минимальными художественными средствами - над ними обоими мы работали с Андреем Запорожским [Художник, соавтор большинства спектаклей Руслана Кудашова. – прим. ред.].
О.Я.: В чем особенность вашей совместной работы с Андреем Запорожским?
Р.К.: Сценографию и художественное решение мы сочиняем вместе. Это связано с тем, что сценография не существует отдельно от людей, от того, что происходит на сцене.
О.Я: Вы говорите, что «Монтекки и Капуллетти» - продолжение спектакля «МЫ». Если вернуться к тому, что создано раньше, то о чем Вы хотели сказать спектаклем «МЫ»?
Р.К.: Это история о любви и предательстве. «МЫ» - спектакль-вопрос. Его тема: возможность любви в этом мире – возможность принять невозможный в структуре Единого государства дар. Это основная тема.
О.Я.: А есть второстепенная?
Р.К.: Есть. Тема политических и социальных отношений – это образ, за которым прячется проявление человеческого. Как гапит – та кукла, которая используется – это образ существа, населяющего пространство Единого государства, так и драматургическая структура этого спектакля – образ той темы, которая за ней скрывается. Единое государство – образ не просто любой системы, а ограниченности человеческого бытия в этом пространстве мира.
[caption id="attachment_13980" align="alignleft" width="581"] Сцена из спектакля "МЫ"[/caption]
О.Я.: Если говорить о системе персонажей в спектакле, то можно ли утверждать, что кукла с кукловодом – единый образ: гапит – социальная маска, а человек – внутренняя сущность?
Р.К.: Ну, ведь в каждом человеке есть то, что на поверхности и то, что в глубине. Мы же не все сразу наружу?!
О.Я.: То есть Вы именно этот смысл и вкладывали?
Р.К.: Да, безусловно, так. Даже «географическое» положение говорит об этом [Сцена визуально разделена красной линией на две части: верх и низ. – О.Я.]: гапит располагается над человеком, над красной линией, а сам кукловод - под линией. Над – на поверхности; под – в глубине. Это двойственность, которая есть в каждом из нас. Видимо, от нее никуда не деться.
О.Я.: Так что же, в конечном итоге, объединяет «МЫ» с «Монтекки и Капулетти»?
Р.К.: В «Монтекки и Капулетти», также как и в «МЫ», практически нет сценографии. Есть только каркасные костюмы, но в этом смысл всей постановки. Их объединяет тема двойственности человека. В Замятине: кукла на поверхности - человек в глубине. В спектакле по Шекспиру: костюмы – панцири (броня какая-то, поскольку война идет) граничат с неприкрытым, незащищенным человеком. Кроме того, их связывает цветовая гамма, ведь в обоих спектаклях есть черный, белый и красный. В общем, минимальные художественные средства, но с ними любопытно работать.
Читать далее:
Ольга Яблокова: Руслан, как Вы относитесь к традиционному театру кукол?
Руслан Кудашов: Я замечательно к нему отношусь. На мой взгляд, разница между традиционным театром и экспериментальным не столь существенна. Важно другое - чтоб в нем было что-то настоящее, подлинное. Можно ведь заниматься экспериментальным искусством и профанировать.
О.Я.: В середине февраля в БТК была премьера - «Екклесиаст. Фантазии на тему». Можно ли сказать, что Ваш новый спектакль выполнен в духе традиционного театра кукол?
Р.К.: Нет, там нет кукол.
О.Я.: Для Вас это частность или закономерность?
Р.К.: С одной стороны, сами условия диктуют то, что я не могу делать дорогие спектакли для взрослых. Кукольный театр – это всегда достаточно сложная материальная часть, ведь изготовление куклы – большие деньги. С другой стороны, скудность оформления становится каким-то принципом, определенным стилем.
О.Я.: Вы сказали, что кукольного плана в «Екклесиасте» нет, а что есть?
Р.К.: Работа выпускается практически из воздуха. Там близкий к пластическому театру язык: есть актеры и определенная идея.
О.Я.: Что Вы хотите сказать своим новым спектаклем?
Р.К.: «Екклесиаст. Фантазия на тему» – попытка посмотреть на себя со стороны, на ту жизнь, которая сейчас несется.
О.Я.: В чем для Вас актуальность книги, написанной царем Соломоном много веков назад, на сегодняшний день?
Р.К.: Она вообще всегда актуальна, ведь люди подвержены суете. Мы же все бегаем, ходим, не замечая друг друга, теряем внимание друг к другу, совершаем ошибки. А сейчас суета возведена уже в культ, так как создается масса благоприятных условий, которые упрощают жизнь и стирают сущность человека. Тем существам, которые бегают туда-сюда, человеческая сущность перестает быть нужной. Остается надеяться на то, что где-то в глубине души человек все же, минуя пустое и ненастоящее, сохраняет способность любить и сострадать. Екклесиаст как раз говорит о той суете, которая обманывает человека, уводит его от настоящего, от того, чтобы не лгать. Вот поэтому, мне кажется, возникла идея спектакля.
О.Я.: Не секрет, что книга Екклесиаста представляет собой сборник тезисов. Как Вы адаптировали ее для спектакля?
Р.К.: Инсценировки как таковой нет. Это сочиненная история. Есть попытка почувствовать на себе, увидеть состояния суеты в сегодняшнем дне. Спектакль вырастает из того, что нам кажется близким: этюдов, пластических тренингов.
[caption id="attachment_13978" align="alignleft" width="580"]
Сцена из спектакля "Екклесиаст"[/caption]
О.Я.: Вы во всех Ваших работах находите нечто новое?
Р.К.: Я в предыдущей моей постановке - «Монтекки и Капулетти», которая была осенью в Белостоке (Польше), - открыл для себя массу новых вещей. Это было очень важно для меня.
О.Я.: Почему спектакль в Белостоке называется «Монтекки и Капулетти», а не «Ромео и Джульетта»?
Р.К.: Потому что это трагедия для всех: для родителей, для пап, мам, друзей, а не только для главных героев.
О.Я.: Спектакль драматический?
Р.К.: Его нельзя назвать драматическим. В нем есть кукольный план – сценографическое решение, от которого возникает свой особый язык, свое измерение, близкое театру кукол.
О.Я.: Чем он для Вас важен?
Р.К.: Вообще, очень трудно сделать что-либо, что по-настоящему тебе близко, что ты можешь назвать своим. «Монтекки и Капуллетти» по каким-то формальным вещам продолжает спектакль «МЫ». Их взаимосвязь - та канва, которая начинает образовываться от моих спектаклей последних нескольких лет. Именно в ней я чувствую проявление чего-то очень важного для меня, что могу назвать своим.
О.Я.: В чем Вы чувствуете связь между этими двумя спектаклями?
Р.К.: Сложно сказать. Они связаны каким-то духом. В них есть сочетания формального и эмоционально-чувственного решения. И тот и другой спектакль решены минимальными художественными средствами - над ними обоими мы работали с Андреем Запорожским [Художник, соавтор большинства спектаклей Руслана Кудашова. – прим. ред.].
О.Я.: В чем особенность вашей совместной работы с Андреем Запорожским?
Р.К.: Сценографию и художественное решение мы сочиняем вместе. Это связано с тем, что сценография не существует отдельно от людей, от того, что происходит на сцене.
О.Я: Вы говорите, что «Монтекки и Капуллетти» - продолжение спектакля «МЫ». Если вернуться к тому, что создано раньше, то о чем Вы хотели сказать спектаклем «МЫ»?
Р.К.: Это история о любви и предательстве. «МЫ» - спектакль-вопрос. Его тема: возможность любви в этом мире – возможность принять невозможный в структуре Единого государства дар. Это основная тема.
О.Я.: А есть второстепенная?
Р.К.: Есть. Тема политических и социальных отношений – это образ, за которым прячется проявление человеческого. Как гапит – та кукла, которая используется – это образ существа, населяющего пространство Единого государства, так и драматургическая структура этого спектакля – образ той темы, которая за ней скрывается. Единое государство – образ не просто любой системы, а ограниченности человеческого бытия в этом пространстве мира.
[caption id="attachment_13980" align="alignleft" width="581"]
Сцена из спектакля "МЫ"[/caption]
О.Я.: Если говорить о системе персонажей в спектакле, то можно ли утверждать, что кукла с кукловодом – единый образ: гапит – социальная маска, а человек – внутренняя сущность?
Р.К.: Ну, ведь в каждом человеке есть то, что на поверхности и то, что в глубине. Мы же не все сразу наружу?!
О.Я.: То есть Вы именно этот смысл и вкладывали?
Р.К.: Да, безусловно, так. Даже «географическое» положение говорит об этом [Сцена визуально разделена красной линией на две части: верх и низ. – О.Я.]: гапит располагается над человеком, над красной линией, а сам кукловод - под линией. Над – на поверхности; под – в глубине. Это двойственность, которая есть в каждом из нас. Видимо, от нее никуда не деться.
О.Я.: Так что же, в конечном итоге, объединяет «МЫ» с «Монтекки и Капулетти»?
Р.К.: В «Монтекки и Капулетти», также как и в «МЫ», практически нет сценографии. Есть только каркасные костюмы, но в этом смысл всей постановки. Их объединяет тема двойственности человека. В Замятине: кукла на поверхности - человек в глубине. В спектакле по Шекспиру: костюмы – панцири (броня какая-то, поскольку война идет) граничат с неприкрытым, незащищенным человеком. Кроме того, их связывает цветовая гамма, ведь в обоих спектаклях есть черный, белый и красный. В общем, минимальные художественные средства, но с ними любопытно работать.
Читать далее: