Тоон Теллеген. "Мой папа". Режиссер Екатерина Негруца. Звукорежиссер Алексей Боченин. Театр им. М. А. Булгакова. Москва.
Может ли человек жить без своего прошлого? Нет. Как государство не может жить без своей истории. Отечество и отчество, отец, папа. Любимый, недосягаемый, отсутствующий. Папа, на которого стоит равняться, папа, которого дети боятся, папа, о котором думаешь, думая о себе. Отцы и дети не только антагонисты эпохи, но и продолжение одного в другом. О вечном повторении детства во взрослой жизни и вечном разговоре с папой спектакль Екатерины Негруца «Мой папа».«Мой папа может стать невидимым. Потому что часто он бывает рядом со мной, хотя я его и не вижу».
Эти слова из книги голландского писателя Тоона Теллегена «Мой папа», по которой поставлен спектакль. Сборник рассказов-воспоминаний мальчика Оливера о своем папе, хотя кажется, что в каждом из них новый Оливер и новый папа. Чем и воспользовалась режиссер, разделив Оливера на четырех разных героев, каждому из которых принадлежит своя история и свой папа.
«Мой папа может все на свете. Быть сердитым, грустным и веселым. Или обыкновенным. Но это очень редко».
Почему папа? Что это за образ и какой силой он обладает? Почему выросшие дети ищут папу и именно к нему адресуют свои неразрешенные вопросы, сомнения, страхи, тогда как образ мамы появляется лишь в контексте? Режиссер Екатерина Негруца разделяет функции родителей, отдавая отцу определяющую роль. Мама – нечто постоянное, непреходящее, правильное. А папа – фигура более драматическая. Его, как правило, мало. Он на работе, он в командировке. Он может быть героем – брать на рыбалку, в поход. Быть плохим папой – пить, колотить. Быть невидимым – бросившим семью. В любом случае образ папы отпечатывается на подсознании ребенка и затем проявляется в его взрослой жизни.
А на фокусах подсознания построен весь спектакль. Четверо незнакомых людей едут в метро – то ли слишком рано, чтобы проснуться, то ли слишком поздно, чтобы не спать. Во сне же подсознание располагается как у себя дома и плетет из наших навязчивых мыслей свои кружева.
Каждому снится возвращение в детство, дверью в которое является то или иное воспоминание, повторение уже когда-то случавшихся поступков, событий, ситуаций, произношение некогда звучавших слов. Так девушка (Анна Махова) пытается напомнить, кто она такая своим преподавателям или работодателям, а ее не признают, как не признавал папа. И тут происходит скачок в детскую с играми под столом и прятками и отчаянным криком «Папа, это я, Кристина!».
Так юноша (Михаил Ибрагимов) вновь и вновь совершает провальные попытки развернуть ватман со своим проектом. «Сейчас, сейчас. Все готово… Это не так просто! Сейчас, сейчас». И снова скачок – высокая горка, внизу которой его ждут недовольные трусостью сына мама и папа.
Состояние сна, оформленное причудливой музыкой Алексея Боченина, как нельзя лучше сочетается с творчеством Тоона Теллегена, полного абсурда, несоответствия, логического бардака и парадокса. Голландского сказочника называют современным Хармсом, сравнивают с Сергеем Козловым и его «Ежиком в тумане». Простыми словами он создает фантастичные образы, передающие отложившиеся в памяти чувства – любовь, тоску, гордость, восхищение.
«У папы на плече я отдыхаю. Облокотившись спиной на его шею. С его плеча виден весь мир».
Сновидения, питающиеся и воспоминаниями и реальностью, мучают героев, делают их беспомощными, не дают ответа, не предлагают встречи с папой, водят кругами, подсовывая предметы прошлого – телефоны, мячи, покрывала, картон, которые неисправны и не могут помочь.
Каждый ищет папу в себе, будто бы для того, чтобы задать один вопрос, который все разрешит, который объяснит все и про папу, и про себя самого, и тогда дальше можно жить спокойно. А так – провал, брак, ущерб, повторяющийся как испорченная пластинка или заикание. Отсюда общее настроение спектакля – грусть, чувство оставленности, тоски.
Спектакль вовлекает зрителей в игры сна, полные головоломок, психологических казусов и перевоплощений. Переносит в детство, состоящее из тайн, сказки и волшебства, когда двухъярусная кровать – ни что иное, как дом, а страхи только в темноте. Но главное, он заставляет вспомнить своего папу и увидеть в нем себя.
«Мой папа может стать невидимым. Потому что часто он бывает рядом со мной, хотя я его и не вижу».
Эти слова из книги голландского писателя Тоона Теллегена «Мой папа», по которой поставлен спектакль. Сборник рассказов-воспоминаний мальчика Оливера о своем папе, хотя кажется, что в каждом из них новый Оливер и новый папа. Чем и воспользовалась режиссер, разделив Оливера на четырех разных героев, каждому из которых принадлежит своя история и свой папа.
«Мой папа может все на свете. Быть сердитым, грустным и веселым. Или обыкновенным. Но это очень редко».
Почему папа? Что это за образ и какой силой он обладает? Почему выросшие дети ищут папу и именно к нему адресуют свои неразрешенные вопросы, сомнения, страхи, тогда как образ мамы появляется лишь в контексте? Режиссер Екатерина Негруца разделяет функции родителей, отдавая отцу определяющую роль. Мама – нечто постоянное, непреходящее, правильное. А папа – фигура более драматическая. Его, как правило, мало. Он на работе, он в командировке. Он может быть героем – брать на рыбалку, в поход. Быть плохим папой – пить, колотить. Быть невидимым – бросившим семью. В любом случае образ папы отпечатывается на подсознании ребенка и затем проявляется в его взрослой жизни.
А на фокусах подсознания построен весь спектакль. Четверо незнакомых людей едут в метро – то ли слишком рано, чтобы проснуться, то ли слишком поздно, чтобы не спать. Во сне же подсознание располагается как у себя дома и плетет из наших навязчивых мыслей свои кружева.
Каждому снится возвращение в детство, дверью в которое является то или иное воспоминание, повторение уже когда-то случавшихся поступков, событий, ситуаций, произношение некогда звучавших слов. Так девушка (Анна Махова) пытается напомнить, кто она такая своим преподавателям или работодателям, а ее не признают, как не признавал папа. И тут происходит скачок в детскую с играми под столом и прятками и отчаянным криком «Папа, это я, Кристина!».
Так юноша (Михаил Ибрагимов) вновь и вновь совершает провальные попытки развернуть ватман со своим проектом. «Сейчас, сейчас. Все готово… Это не так просто! Сейчас, сейчас». И снова скачок – высокая горка, внизу которой его ждут недовольные трусостью сына мама и папа.
Состояние сна, оформленное причудливой музыкой Алексея Боченина, как нельзя лучше сочетается с творчеством Тоона Теллегена, полного абсурда, несоответствия, логического бардака и парадокса. Голландского сказочника называют современным Хармсом, сравнивают с Сергеем Козловым и его «Ежиком в тумане». Простыми словами он создает фантастичные образы, передающие отложившиеся в памяти чувства – любовь, тоску, гордость, восхищение.
«У папы на плече я отдыхаю. Облокотившись спиной на его шею. С его плеча виден весь мир».
Сновидения, питающиеся и воспоминаниями и реальностью, мучают героев, делают их беспомощными, не дают ответа, не предлагают встречи с папой, водят кругами, подсовывая предметы прошлого – телефоны, мячи, покрывала, картон, которые неисправны и не могут помочь.
Каждый ищет папу в себе, будто бы для того, чтобы задать один вопрос, который все разрешит, который объяснит все и про папу, и про себя самого, и тогда дальше можно жить спокойно. А так – провал, брак, ущерб, повторяющийся как испорченная пластинка или заикание. Отсюда общее настроение спектакля – грусть, чувство оставленности, тоски.
Спектакль вовлекает зрителей в игры сна, полные головоломок, психологических казусов и перевоплощений. Переносит в детство, состоящее из тайн, сказки и волшебства, когда двухъярусная кровать – ни что иное, как дом, а страхи только в темноте. Но главное, он заставляет вспомнить своего папу и увидеть в нем себя.