Сценическая версия романа Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей». Режиссер-постановщик Михаил Левитин. Театр «Эрмитаж». В рамках одесских гастролей.
Я очень волновалась перед спектаклем «Меня убить хотели эти суки» Московского театра «Эрмитаж». Во-первых, когда-то роман Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей» произвел на меня очень сильное впечатление, при этом кафкианские мотивы порождали ощущение головокружения при чтении. Наверное, это было сродни ощущениям собаки, попавшей под колесо огромной машины. Вырваться уже невозможно, и собаке во всем этом ужасе приходится все чувствовать, от этого не сбежать; и вдруг в небесной канцелярии случается чудо, и собака выбирается из-под колеса живая, почти невредимая, с массой впечатлений и накопленных переживаний.
Домбровский написал историю о том, как историк Зыбин Георгий Николаевич оказался в застенках НКВД, как пытался понять, в чем его обвиняют, как он выживал в карцерах, боролся за свою честь на допросах, и потом был выпущен на свободу оттуда, откуда практически никто на свободу уже не выходил. История практически автобиографичная. У автора был большой опыт пребывания в застенках НКВД: он четыре раза, начиная с 1933 года, попадал под арест; его выпускали; затем снова арест и отбывание срока в лагерях; и лишь потом он смог вернуться в Москву.
Первая часть романа – «Хранитель древностей» – вышла в 1964 году, а вторая, завершающая – «Факультет ненужных вещей» – увидела свет в Париже в 1978 году. На русском языке книга была напечатана только в 1988 году в журнале «Новый мир». Публикация в Париже могла бы дорого обойтись автору и, возможно, закончилась бы пятой отсидкой, но Домбровский был сильно избит на улице вечером и скончался через полтора месяца вследствие травм от побоев, и КГБ не успел принять меры по его перевоспитанию еще раз. Роман написан Домбровским с таким сопереживанием, с такой любовью и нежностью, с такой ненавистью к несвободе, что он заслуживает уважительной инсценировки, а это сейчас встречается нечасто.
Режиссер Михаил Левитин родом из Одессы, и он, по его словам, не приезжал сюда со своими спектаклями потому, что выступать в театре, в котором он когда-то начинал трудовую жизнь рабочим сцены, - большая ответственность. Проще говоря, он боялся. Может, и не зря.
Начнём с оформления сцены. Художник-постановщик спектакля – Сергей Бархин. Выгородка сцены сделана из металлических склепанных листов, и – двери, двери… «Очень странное место», – как сказала бы Алиса Линделл. Очень ярко выраженное место. Двери, открываемые людьми и сквозняками. Металлические двери, которые при захлопывании издают очень тоскливый безнадёжный звук – звук казённого учреждения. Домашние уютные двери так не захлопываются… Здесь же металлический бак с водой и краник сбоку. Помните, были такие во времена СССР. Две огромные кучи яблок, красных, сочных - наверное, потому что действие происходит в Алма-Ате. Жаль только, что они мало обыгрываются. Песочные горки с воткнутыми в них лопатами: то ли что-то в них будут закапывать, то ли, наоборот, ожидаются загадочные раскопки. По факту, тоже практически не были задействованы в спектакле. Но как иллюстративный материал к действию – работает. Потому что Бархину удалось поймать неуютность пространства и абсурдность соединения несоединяемого в стране, где так много ненужных вещей и неактуальных нынче «древностей»: чести, верности, любви.
Музыка Владимира Дашкевича. Песня «Чарли Чаплин» на стихи Осипа Мандельштама, использованная для музыкального оформления спектакля (ею он начинается, ею и заканчивается) сама по себе очень законченна, но мне она показалась песней вне того времени, слишком современной, не попадающей в выбранную режиссером стилистику.
Не все зрители смогли выдержать четырёхчасовой марафон. Жаль. Михаил Левитин еще перед началом предупредил о том, что спектакль идёт долго, и бывает, что люди уходят, не досмотрев. Проблема, возможно в том, что спектакль смотрится сложно из-за эмоциональной перегруженности первого действия. Но там по-другому нельзя. Рассказывать о кошмарах следствия в эпоху «большого террора» без эмоций невозможно.
Или умственная работа зрителя в театре в наш век тоже становится из разряда «ненужных вещей»? Большинство из присутствующих в зале не читали книг Домбровского, увы. И хочется верить, что после просмотра спектакля у романа появятся новые читатели и поклонники. Поэтому от лица тех, кто остался на второе действие, говорю «спасибо» Михаилу Левитину за сценическую версию романа, Юрий Домбровский это заслужил.
Конечно же, Михаил Филиппов, исполняющий в спектакле две роли (Романа Львовича Штерна и Якова Абрамовича Неймана), запоминается больше всех остальных актёров. Это очень качественная работа. Филиппов изобретателен и не ленив на сцене, на него всегда было интересно смотреть. Он умеет работать с партнёрами, умеет находить контакт с залом. Глядя на его работу, начинаешь понимать, что такое классность профессиональной актёрской работы. И при этом игра Филиппова свежа и не высокомерна.
Герои Михаила Филиппова – братья, работающие в органах следствия и прокуратуры и попавшие в скользкую ситуацию, когда один из них оказывается замешан в деле, а другому приходится это дело расследовать. Сложные, в первую очередь, по эмоциональной составляющей, диалоги братьев были сыграны артистом тонко, изящно, почти ювелирно.
Главный герой – Георгий Николаевич Зыбин в исполнении Станислава Сухарева – прост и наивен, как Кандид. Честный человек, пытавшийся остаться собой, не поддавшийся следственной системе. Сухареву даже не надо было придумывать и играть характерность. Его Зыбин – единственный, кто не имеет характерности, диктующей поведение героя на сцене. Он искренен и правдив. И за него страшно, потому что он как будто пытается найти выход из лабиринта с кривыми зеркалами, чуждого ему самому, при этом умудряясь не отразиться в них, как и полагается, искажённо.
Все остальные роли в спектакле построены на яркой характерности и оригинальной пластике героев. Будильники, размахивающие руками и бегающие по сцене (будильники – следователи, которые будят обвиняемого, чтобы он в ходе допроса не заснул, такая изощрённая форма пытки), прокурор и следователь, почти вытанцовывающие свои «партии», студенты-юристы.
Следователь Хрипушин – большой, сильный, сыгранный Сергеем Олексяком очень правдиво; им была сделана попытка показать, как человек, только что рассуждавший о Чарли Чаплине, вдруг превращается в зомбированную сволочь, ломающую другого человека, потому что у него такая работа.
Великолепна Мадам Смерть (Катя Тенета, не стесняющаяся быть смешной, жуткой, при этом житейски узнаваемой). Актриса нашла для неё очень гротескный способ существования на сцене.
Очень интересна Тамара в исполнении Александры Володиной-Фроленковой, для неё была найдена особая походка и манера держаться, и этот начинающий «инфант террибль» получился у актрисы очень страшным в своей убеждённости. В её первом монологе столько определённой правоты, столько жутковатого шарма.
И, конечно же, Лина, Полина Юрьевна – умная, интеллигентная, с загадочной улыбкой (Ирина Качуро), любовь главного героя, которую тоже попытался затянуть в свой плен маховик следствия. Лина и Зыбин – почти идеальные герои, но отнюдь не голубые, они наполнены жизнью, но без гротеска, без преувеличения. И от этого становится за этих героев особенно страшно: они не умеют быть ходячими манекенами идеи, они нежны и искренни, и им здесь не место. Мадам Смерть тоже отказывается от гротескной характерности, когда уходит с работы в органах и переходит на службу в Дом литераторов, к нормальным людям.
Для меня самыми ценными в спектакле были те мгновения, когда время как будто замирало, когда возникало полное взаимопонимание между сценой и залом. Например, в сцене, когда Роман Львович всё более увлекается Полиной и делает ей предложение, возникает пауза, и в этой настоящей, хорошей паузе - целая жизнь, только взгляды, только дыхание зала, и бог знает, что в это мгновение успевает передумать зритель, какие струны души начинают звучать. Наверное, эта пауза и есть настоящий театр.
И такие мгновения возникали на сцене не один раз, за что я очень благодарна актёрам и режиссёру. И за эти мгновенья можно даже простить некоторый стилевой разброс в актёрской игре.
Так что напрасно уходили зрители в перерыве. Были в этом спектакле очень хорошие мгновения. Не говоря уже о том, что в целом он получился сильным. Когда-то точно найденное Юрием Домбровским определение «ненужные вещи» подразумевает всё лучшее, гуманистическое, что в нас есть, что делает нас людьми. И двери, выдуваемые сквозняками, – очень удачная находка в спектакле о стране, которая обдуваема ветрами, разрушаема ветрами перемен. Есть надежда, что задует нужный ветер, ветер чистый, свежий, и выдует всю дрянь напрочь. Если б не металлические стены и заборы, за которыми очень часто прячутся какие-нибудь «Будильники», к сожалению, имеющие свойство «размножаться» с неимоверной скоростью.
Можно сказать, что возвращение Михаила Левитина в Одессу состоялось. И оно оказалось вполне удачным. Напрасно он боялся. Одесса – хороший город «с плохими привычками» (по словам Левитина перед премьерой), и одесситы, я думаю, тоже боялись. Но они, в основной массе своей, не были разочарованы. Кроме тех, что поспешили уйти. Возможно, что это просто не их спектакль. Let it be…