Poema Theatre. Перформанс «Горячая терраса». На площадке театра «Открытая сцена». 11 августа
Перформанс Poema Theatre можно рассматривать с двух точек зрения. Режиссер Валентин Цзин исследует архетип взаимоотношений между мужчиной и женщиной: притяжение - отталкивание - притяжение. На сцене люди-манекены (Александр Андреев, Ульяна Егорова, Лилия Борозенцева и Евгения Четверткова), они движутся механически, хотят что-то прокричать, но не могут, хотят бежать, но стоят как вкопанные. Среди них двое. Он (Валентин Цзин) и Она (Алиса Панченко). Их магнитные поля сталкиваются, и начинается круговерть движений - снова и снова двое идут навстречу друг другу. Но что-то ломается внутри, будто выскакивает пружина, и союз превращается в деструктивный ужас. Мужчина жестоко швыряет женщину по сцене. Женщина же становится тряпичной куклой, готовой снести все. Действие вообще словно предусмотрено для рассмотрения с психоаналитической точки зрения. Здесь и страх перед женщиной, и сексуальное влечение, и комплекс неполноценности, но так мало одухотворенного.
И снова все возвращается на круги своя. Снова притяжение, снова встреча, но только теперь этот танец - клубок тел, перемешанных с целлофаном. И становится понятно, что в этой модели нет финала, нет happy end, и все повторится вновь.
С другой точки зрения этот перформанс вполне классичен. Валентин Цзин продолжает линию театральной перформатики, заявленную уже давно и не им. Линейность действия намеренно разорвана, разбита симуляциями, многозначительностью. На сцене мы увидим (благодаря Владимиру Ермаченкову и Евгении Четвертковой) часы, маску с огромным носом, линейку - все из папье-маше, макет электростанции, огромные сапоги болотного цвета. Все это ничего не значит, все работает на атмосферу загадочности, театральной иллюзии пространственного ничто. Есть и сцена в сцене. Это металлическая рама, которая, поднимаясь на штанкетах, очерчивает квадратное пространство, ограниченное занавесями. Передний край раздвигается, и мы видим «действие», описанное выше. Как и полагается, в этом приеме существуют «слуги просцениума» - молчаливые люди-роботы, чья функция неопределенна. «Главные» герои (в кавычках потому, что в данном типе театра невозможно однозначно определить, кто главнее, нельзя даже сказать, кто перед нами - герои или движущиеся объекты) устраивают ряд событий (опять же - как определить происходящее? Классические схемы анализа здесь не работают). Она что-то доказывает, стоя у парты, Он то нерешительно, то смело добивается Ее. Она крутит на плечах стремянку, Он пытается Ее поймать и так далее.
Актерские работы создаются методом спонтанного движения, движения через сопротивление. Чем-то это напоминает стилистику (не методологию!) буто. Перед зрителем предстают тела без души, двигающиеся марионетки. Поэтому взаимодействие главных героев - это не романтическая история и даже не история вовсе, это случайные столкновения атомов в вакууме. В финале перформанса «сцена» мучительно медленно закрывает свой занавес, рама опускается обратно на планшет. Театр становится эдаким садистом, мы видим альтер-эго театра или его бессознательное.
Театр Валентина Цзина играет со зрителем злую шутку. В Poema Theatre нет ничего поэтического, но есть эмоции - напряженные, точно нацеленные на зрителя, но при этом дающие свободу интерпретации. Это жесткий театр, ищущий подоснову человеческой психики во всей ее неприглядности и жестокости.
В перформанс вплетены музыкальные цитаты (Композитор Андрей Бундин). Отчетливо звучит Майкл Найман - отсылка ли это к Гринуэю? Вряд ли. Большое количество эмбиента: металлические звуки, искаженные репродукторами голоса, - все для создания атмосферы места, покинутого Духом. Есть и что-то непереносимо классическое, в театральном контексте лишенное смысла, омертвевшее. Использование этого приема встречалось и в спектакле «Сторож» по Гарольду Пинтеру в Театре на Литейном. Там абсурдистская пьеса шла под «Лебединое озеро» Чайковского, возникавший контраст ошпаривал зрителя многозначительной пустотой. Здесь то же. Пустота по известному закону заполняется Адом. Зритель оказывается в своеобразном Чистилище, видит муки тел, потерявших души. А на вопрос: «Почему «Горячая терраса»»? ответа нет и не может быть. Потому что это и важно и несущественно одновременно.
Текст: Владислав Станкевичус
Фото: Катерина Чередник