Мартин Макдонах. «Однорукий из Спокана». Режиссёр Сергей Федотов. Театр «У моста». Пермь
Семь лет назад художественный руководитель Пермского театра «У моста» Сергей Федотов впервые в России поставил спектакль по пьесе Мартина Макдонаха (это была «Красавица из Линнэна», в другом переводе известная как «Королева красоты»). Режиссёр этим до сих пор очень гордится, при всяком удобном случае упоминая сей факт, и, видимо, искренне думая, что если бы не он, Макдонаха у нас до сих пор никто не знал бы. Впрочем, отчасти его можно понять – именно «У моста» стал родоначальником прошедшего почти по всей стране Макдонаховского бума, и очевидно, что иначе Макдонах был бы открыт русским театром позже.
Пермские спектакли оказались не только первопроходцами ирландского драматурга на российской почве, но и готовым образцом для всех режиссёров, намеревающихся ставить Макдонаха. Большинство из многочисленных «Калек», «Красавиц» и «Западов», вышедших за последние годы – спектакли-клоны, более или менее точные и удачные. В них одни и те же, словно кочующие из театра в театр, декорации, похожая музыка, одинаковые смыслы, костюмы, образы и, кажется, даже актёры. Федотов задал простой и действенный рецепт постановок Макдонаха (успешно используемый, кстати, и по всему миру, ещё до пришествия автора в Россию): немного гротеска, немного психологизма, щепотка сентиментальности, сдобренной грубоватым юмором, капля эпатажа, в меру эксцентрики, предельно шаржированные персонажи, всё-таки сохраняющие в шершавых оболочках признаки большого сердца. В таких условиях пьеса с лёгкостью начинает играться как бы сама, почти устраняя режиссёра, давая большой простор для актёрского пыла, не включая в себя никаких наслоений, не интерпретируясь, но прочитываясь в действенных живых картинах. Лишь немногим режиссёрам удавалось уйти от быстро сложившихся Макдонаховских штампов.
Первые из пермских спектаклей воспринимались почти как сенсация. Потом, растиражированные повсюду, они уже не вызывали прежнего восторга, представляя собой пример добротного, не стандартного по тексту, но абсолютно традиционного по форме театра. И когда Федотов позже, чем многие другие режиссёры, поставил «Калеку с Инишмаана», он казался перепевом и повторением уже много раз сказанного, использованием приёмов, давно отработанных как самим постановщиком, так и его последователями. При этом нет ничего удивительного в том, что именно этот спектакль получил спецприз «Золотой маски», первые два проигнорировавшей начисто, а третьему, «Сиротливому Западу», подарившей лишь номинацию – премия вообще страдает симптомом запоздалой реакции на сколько-нибудь значимые новые театральные явления, часто замечая их уже в момент заката.
Показательно, что Федотов так и не поставил (во всяком случае, пока) «Человека-подушку», самую сложную, многозначную и, возможно, лучшую пьесу Макдонаха, построенную по принципиально иным законам, чем трилогии об ирландской провинции, требующую острого, вдумчивого, глубокого и неординарного режиссёрского подхода. Зато он поставил – опять же впервые на территории Российской Федерации – новое произведение драматурга, вышедшее всего год назад: «Однорукого из Спокана». И попытался открыть его теми же ключами, что и в прошлых спектаклях, на этот раз потерпев поражение.
Здесь необходимо небольшое отступление. Действие «Однорукого» происходит в Америке – и он укоренён в американских реалиях в каком-то смысле гораздо прочнее, чем старые пьесы Макдонаха в ирландских. Они были построены по вполне обыкновенной, крепкой драматургической структуре и являлись часто кровавыми, но всё же вполне правдоподобными по своей структуре человеческими драмами. Без всяких, прямых или косвенных намёков, их действительность рифмовалась с российской, и становилось ясно, что жизнь в провинции по сути своей одинакова везде, вне зависимости от времени и места, да и люди по всему миру одни и те же. Тут случай совсем другой.
«Однорукий из Спокана» - острая социальная провокация. Главный герой Кармайкл, 27 лет ищущий свою отрезанную хулиганами руку, хочет купить её у непутёвого негра, который безуспешно пытается его обмануть – в итоге «чёрный» становится жертвой изощрённых пыток. Кармайкл постоянно, яростно и недвусмысленно, выказывает свою ненависть к представителям другого цвета кожи и очень боится, как бы его мама не усомнилась, что он подлинный расист. Всё это невозможно понять и оценить в полной мере, не представляя себе долгую и противоречивую историю взаимоотношений «белых» и «чёрных» в США, не зная, что всех, кто приезжает в Америку, в первую очередь предупреждают: слово «негр» ни в коем случае нельзя произносить даже по-русски, даже шёпотом, последствия могут быть очень серьёзными как на физическом, так и на законодательном уровне. В то время как Кармайкл говорит даже не «негр», а «ниггер» через каждое слово, не пришибнув к финалу афроамериканца только каким-то немыслимым чудом. Есть в пьесе и многие другие мотивы, сущностные для американского сознания, в том числе непутёвый работник отеля, требующий не называть себя «портье» и бросающийся с кулаками на всех, кто это делает.
[youtube]u5koYKkejc4[/youtube]
Весь этот градус напряжения Федотов снимает с «Однорукого» начисто, с корнем вырывая пьесу из контекста и помещая её действие из сегодняшнего дня в среду 50х-60х, в потрёпанный гостиничный номер со словно перекочевавшими из постановок ирландских пьес Макдонаха громоздким ящиком радио и затёртыми до дыр креслами. Результат – примерно тот же, как если бы Кирилл Серебренников, ставя «Околоноля», перенёс события романа в царскую Россию. От спектакля остаётся только оболочка, от пьесы – сюжетная канва, отчасти лишённая изначального смысла и не обросшая никаким иным, разыгранная по всем сформировавшимся канонам Макдонаховского спектакля. Патологические персонажи, маньяки, готовые разнести весь мир в клочья во имя собственных идей или целей, превращаются у Федотова в милых и безобидных чудиков. Зрителю весело и комфортно, ничто его не тревожит, не бередит душу, стремясь лишь подарить приятный вечер в театре. Отрезанные руки сводятся к искромётным гэгам (ужас нам не нужен!), сюжетные коллизии пьесы почти все в финале рассыпаются в прах, и это преподнесено в спектакле так, что публика укрепляется в своём ощущении ничем не омрачаемой благостности. Актёры играют увлечённо и темпераментно, в очередной раз с наслаждением смакуя сочные обороты макдонаховской речи, в нужные моменты то впадая в истерику и отчаяние, то превращая действие в клоунаду, а смех в зале почти не смолкает. Если зайти на этот спектакль случайно, вполне можно подумать, что автор пьесы – Рэй Куни.
Буквальное следование тексту, точное представление о том, «как надо» ставить Макдонаха, сыграло с Федотовым злую шутку. Пьеса замыкается в спектакле и умирает, не родившись вновь, следует по узкой колее буржуазной комедии. Скрупулёзно и подробно прочитывается текст, но ему не задаётся серьёзных вопросов, нет даже попытки проникнуть в его подводные течения. Это проблема не только Федотовская, но глобальная – точно такие же спектакли по Макдонаху выпускают и в Америке, и по всему миру, делая из него просто очередного бродвейского драматурга.
Семь лет назад художественный руководитель Пермского театра «У моста» Сергей Федотов впервые в России поставил спектакль по пьесе Мартина Макдонаха (это была «Красавица из Линнэна», в другом переводе известная как «Королева красоты»). Режиссёр этим до сих пор очень гордится, при всяком удобном случае упоминая сей факт, и, видимо, искренне думая, что если бы не он, Макдонаха у нас до сих пор никто не знал бы. Впрочем, отчасти его можно понять – именно «У моста» стал родоначальником прошедшего почти по всей стране Макдонаховского бума, и очевидно, что иначе Макдонах был бы открыт русским театром позже.
Пермские спектакли оказались не только первопроходцами ирландского драматурга на российской почве, но и готовым образцом для всех режиссёров, намеревающихся ставить Макдонаха. Большинство из многочисленных «Калек», «Красавиц» и «Западов», вышедших за последние годы – спектакли-клоны, более или менее точные и удачные. В них одни и те же, словно кочующие из театра в театр, декорации, похожая музыка, одинаковые смыслы, костюмы, образы и, кажется, даже актёры. Федотов задал простой и действенный рецепт постановок Макдонаха (успешно используемый, кстати, и по всему миру, ещё до пришествия автора в Россию): немного гротеска, немного психологизма, щепотка сентиментальности, сдобренной грубоватым юмором, капля эпатажа, в меру эксцентрики, предельно шаржированные персонажи, всё-таки сохраняющие в шершавых оболочках признаки большого сердца. В таких условиях пьеса с лёгкостью начинает играться как бы сама, почти устраняя режиссёра, давая большой простор для актёрского пыла, не включая в себя никаких наслоений, не интерпретируясь, но прочитываясь в действенных живых картинах. Лишь немногим режиссёрам удавалось уйти от быстро сложившихся Макдонаховских штампов.
Первые из пермских спектаклей воспринимались почти как сенсация. Потом, растиражированные повсюду, они уже не вызывали прежнего восторга, представляя собой пример добротного, не стандартного по тексту, но абсолютно традиционного по форме театра. И когда Федотов позже, чем многие другие режиссёры, поставил «Калеку с Инишмаана», он казался перепевом и повторением уже много раз сказанного, использованием приёмов, давно отработанных как самим постановщиком, так и его последователями. При этом нет ничего удивительного в том, что именно этот спектакль получил спецприз «Золотой маски», первые два проигнорировавшей начисто, а третьему, «Сиротливому Западу», подарившей лишь номинацию – премия вообще страдает симптомом запоздалой реакции на сколько-нибудь значимые новые театральные явления, часто замечая их уже в момент заката.
Показательно, что Федотов так и не поставил (во всяком случае, пока) «Человека-подушку», самую сложную, многозначную и, возможно, лучшую пьесу Макдонаха, построенную по принципиально иным законам, чем трилогии об ирландской провинции, требующую острого, вдумчивого, глубокого и неординарного режиссёрского подхода. Зато он поставил – опять же впервые на территории Российской Федерации – новое произведение драматурга, вышедшее всего год назад: «Однорукого из Спокана». И попытался открыть его теми же ключами, что и в прошлых спектаклях, на этот раз потерпев поражение.
Здесь необходимо небольшое отступление. Действие «Однорукого» происходит в Америке – и он укоренён в американских реалиях в каком-то смысле гораздо прочнее, чем старые пьесы Макдонаха в ирландских. Они были построены по вполне обыкновенной, крепкой драматургической структуре и являлись часто кровавыми, но всё же вполне правдоподобными по своей структуре человеческими драмами. Без всяких, прямых или косвенных намёков, их действительность рифмовалась с российской, и становилось ясно, что жизнь в провинции по сути своей одинакова везде, вне зависимости от времени и места, да и люди по всему миру одни и те же. Тут случай совсем другой.
