Самопознание-3

Фестиваль современного арта ПСИХОНАВТИКА-3: «Силовое поле». Санкт-Петербург. Культурный Центр «Красное Знамя». 21-24 апреля 2011

Визуальное искусство Термин «психонавтика» переводится с греческого как «моряк разума» или «навигатор души». Психонавтикой называют особое измененное состояние сознания, когда мозг способен новым, непривычным образом исследовать опыт человеческого существования. Не секрет, что искусство, вызывающее субъективные эмоциональные колебания и переживания, может привести к такому состоянию. И, похоже, что третья ступень психонавтических выставок «Силовое поле» подобна внеземному, космическому трипу. Как это происходит здесь, в полупустом заводском пространстве? Всё начинается ещё на лестнице: чем выше поднимаешься, тем громче зазывает тебя поющий женский голос, словно из «Ave Maria» Бетховена. Ты полон ожидания неведомого, ведь в этой реальности нет ничего невозможного, ничего, ограниченного рамками бытия, и идти туда становится страшно, но женский голос зовёт – и ты продолжаешь… Оказывается, эта женщина очень красива. Она плывёт на стене, или тонет… Она вся под водой. Я смотрю на неё. Она шевелит губами, будто хочет что-то сказать, она делает это непрерывно… За неё говорят чёрные волны волос, лунный цвет кожи, алые, как пожар, ногти и губы. Ave Maria. Потом я вижу книгу, которая вылупилась на меня своими фиалковыми глазищами. Боже, какие красивые глазные яблоки у этой книги!  Глаза её без ресниц. Вместо ресниц у неё страницы. Затем сквозь туманные фотографии туманных людей на туманном берегу я падаю в ледяную комнату, захваченную в плен стеклянными сосульками. Они поселились здесь в каждом углу: в чайнике, в ящиках стола, на абажуре, в картинных рамах, в зеркальном отражении. У этих сосулек своя неповторимая судьба, вместе с ними тебе дано почувствовать, как сгущается воздух, как превращается в жидкость, в липкий сироп, в лёд… Холод. Холод повсюду, но когда я ухожу из ледяного дома, мои лёгкие наполнены ароматом чистоты. Я попадаю в новую вселенную. Она состоит из множества новых планет. Во всех смыслах: это личный космос художника. Родившись в его мечтах, всё стало настоящим. В фантазийном мире других художников можно увидеть скелет динозавра, созданный из пластиковых отходов. Трудно не заметить трёх гигантских кристально-прозрачных, словно спустившихся с небес быков из скотча, и не менее гигантскую букву «F», состоящую из тщательно продуманных жизненных мелочей. Можно увидеть, как кислота бесчувственно разъедает красивых советских девочек, как кривляется женское лицо а-ля «Голова-ластик» Дэвида Линча, как телевизор-конфорка отдыхает в гамаке под успокаивающие звуки волн. Плод чьей-то злой фантазии – записная книжка – говорит каждому, кто её листает: «Ты тупая отупевшая тупица». Листать её можно, только надев резиновые перчатки, и сквозь стекло. Наверняка, эти меры предосторожности приняты для защиты от людского гнева. Я прохожу мимо масляной стройки и графических сплетенных фигур в комнату-исповедальню, - там меня ждут четыре матери в ампулах. Не помню, как их звали, одну, кажется 34. А, может быть, 46? Им можно пожаловаться на злую записную книжку и выплакать любые беды: они всё поймут. А вот здесь я вижу несколько фотографий игрушечного малыша, играющего с себе подобными, такими же резиновыми, как он сам. Тавтология в своём материальном воплощении. Похоже, люди были просто убиты пластиковыми детьми, это видно по их силуэтам. Тут умерло много людей, только взгляните на пол – контуры их бездыханных, когда-то лежащих здесь тел, жирно обведены белым мелом. Но тут же я понимаю, что погибли они совсем по другой причине: причина их смерти стоит поблизости – это машина убийств. Этой швейной машиной с чёрным пальцем вместо иглы, указующим перстом гибели, нажимающим заветную красную кнопку, можно самостоятельно воспользоваться. Нажатие выпускает ракеты в неизвестные концы неизвестных планет. Этот шедевр воплощает в себе все возможные смыслы слова «пришить». Сверху над нами, где-то в небе, поют ангелы с ярко светящимися нимбами. Это Святой Дмитрий и Святой Семён. Они поют, что счастья нет. Я иду дальше и вижу огромную машину, занимающуюся божественным делом – генерацией человеческих лиц. Она составляет фотороботы не хуже Робокопа и быстрее ветра. Неподалёку на стене застыли в неведомом танце безобидные рогатые демоны, с двух сторон соблазняющие черноволосую девочку-куклу. Прекрасно и опасно пространство «Пиромания», где бочки бензина полыхают и трещат. Вся мнимая комната в огне, всё вокруг пылает яркими комочками пламени. Огонь растекается по стенам оранжевыми каплями человеческой вины или ошибки. Тихий треск светящегося костра окутывает сердце печалью, протыкает его насквозь собственным смыслом. Он никого не трогает… Никому не мешает… Никого не огорчает… Причиняет боль, не причиняя её, этой болью спасая… Огонь спокоен, в нём нет той неистовой ярости, что есть в людях на ярко-красных картинах соседнего пространства. Это футбольные фанаты, окружённые звуком, цветом, запахом и дымом. Столько дыма, сколько от этого исступленного фанатизма, не было даже от огня. Слышны их бушующие, кипящие крики, агрессивные возгласы. Но конечная комната нашего пути без дверей – это нечто, что нельзя передать словами, это и есть «Силовое поле». Подойдя к данному этапу, человек должен был уже полностью потерять разум, чтобы суметь воспринять это откровение бегущих по стенам узоров, танцующих ломаных линий. Это похоже на мысли. И на птиц. На поющее о своём бессмысленном существовании задумчивое нутро Земли. Ритм льётся из динамиков человеческого сердца. Мятежного, неустанного, беспокойного, уже измученного жизнью, но ещё жаждущего жить. Этот ритм чем-то похож на «Мелодию слёз» Бетховена, только гораздо напряженнее, мучительнее. Свет и тени отшелушиваются от стен, слишком уж невесомые, слишком быстрые и хрупкие, чтобы казаться убедительными. Линии на потолке собираются в узоры, потом в фигуры; ставшие целыми, фигуры нервно дёргаются, словно достигают своего болевого порога или экстаза. Но постепенно они успокаиваются, замолкают, засыпают… Состояние полёта, тепла, лёгкости, - вот как можно воспринимать мир. И это даже не странно, наоборот – привычно, словно, наконец, всё вернулось в нормальное состояние. Но вдруг фигуры снова тревожатся, паникуют, им страшно. Конец бесконечному - это гармония всех эмоций, единство противоречий, целостность чувств. Невозможно передать эти чувства. Они существуют вне меня, их невозможно описать словами, потому что слова это ничто в сравнении с тем, что я здесь испытываю. Как сложить пазл из всех этих разрозненных «кусочков мировосприятий» художников? Это всё, что день за днём, и всё, что день ото дня. Посмотрите вокруг, посмотрите на это и на это, вы сразу поймете, что оно совсем не то, чем кажется. Я пытаюсь определить это, а оно ставит меня в тупик.

Ника Образцова