В мире Теннесси Уильямса опасно. Всегда есть риск попасть под «колёса любви» трамвая «Желание». Кошки там мечутся по раскалённым крышам, игуаны пойманы, стеклянные единороги разбиты. Но люди в этом мире всё ещё мечтают рисовать на белом небе, или безудержно борются со смертью с помощью красных фонариков… И, конечно, в нём живут настоящие (и поэтому несчастные, жестокие, одинокие) поэты.
Ад в этом мире осязаем и конкретен, как самый тяжёлый кошмар. Можно представить даже «адский» пейзаж Уильямса: жаркую погоду (лето на американском Юге), одежду, липнущую к телу, обшарпанные белые, или ещё точнее – страшного «пеликаньего» цвета вещи и стены. Распоряжаются здесь демоны разных мастей и рангов. Одни из страшнейших – сильные, живущие согласно своим нечеловеческим убеждениям, наделённые властью, наслаждающиеся ею. Это разваливающийся на глазах, выглядящий настоящим выходцем с того света муж Лейди из «Орфея», сжёгший её отца вместе с садом, или Босс Финли из «Сладкоголосой птицы» - фашиствующий политик, губящий патологически любимую дочь. Они с полным осознанием собственной правоты управляют судьбами, ломают и убивают людей. Им всегда готова помочь мерзкая, вызывающая чувство брезгливости и безысходности стая мелких бесов, для которых не стоит труда затравить человека собаками, или расправиться с невиновным своими руками. Это они со сладострастным удовольствием наблюдают за чужими страданиями, устраиваются поудобнее в креслах, чтобы посмотреть, как на Гнедигес Фройляйн будут нападать кокалуни (огромные мифические пеликаны), или лицемерят перед умирающим Папой, чтобы получить наследство. Это их, «бесшеих уродцев», плодит и воспитывает Мэй, это их мещанское счастье олицетворяют полуголые марширующие фашисты в «Ночи игуаны».
Самый страшный грех по Уильямсу – насилие. В его аду одни безнаказанно насилуют, другие бессильны.
Рай в мире драматурга всегда потерян и недостижим. Он существует только в воображении или воспоминаниях героев. Чаще всего это место или человек, с которым связаны ощущения счастья, внутренней гармонии. Это может быть поместье «Мечта» и юный боготворимый муж; или виноградник отца, где встречались влюбленные, слышались песни и горели по вечерам лампы; или странное хрупкое мимолетное «счастье втроём» Маргарет, Брика и Капитана; это юность, красота, чистота; это, может быть, одно мгновение, например, когда на Гнедигес Фройляйн посмотрел «денди по-венски» и улыбнулся. Все лучшие персонажи Уильямса соприкоснулись с раем, стали к нему причастны. Но, вероятно, с глотком этого счастья герои получают и порцию яда; ошибившись раз, они остаются вечно преследуемы этой непростительной ошибкой (вспомните мелодию польки, не оставляющую в покое Бланш).
В пьесах Уильямса характерен мотив недугов - физических или психических: начиная от классических случаев истерии (Аманда, Лаура, Бланш, Альма) до полной потери связи с окружающим миром (Гнедигес Фройляйн), от поврежденной ноги Брика до неизлечимых болезней молодых героев «Что-то смутно, что-то ясно» и смертельных мук Папы из «Кошки». Здесь звучит мотив избранничества, но бесцельного, жестокого. Некой изначальной обречённости, или внешнего проявления самообречённости: обречён сам на себя, сам себя заточил в себе, со своим потерянным счастьем, с вечной раной от него. Героев приводят в ад, держат в нём, заставляют метаться и не дают покоя призраки возможного, бывшего, потерянного рая, «синие дьяволы», как их называет Ханна. И герои, шатаясь (от боли, слёз, алкоголя, настигающего и накрывающего волной равнодушия), отправляются по своим рельсам, как Уилли из пьесы «Предназначено на слом» (вспоминается Янка: «Погуляем по трамвайным рельсам,… это первый признак наступления шизофрении»), пока не упадут – бессмысленное движение, попытка Преподобного Шеннона уплыть в Китай. То, с чего начинает Бланш, и к чему приходит Альма.
Возвращаясь к теме рая, можно сказать и о его святых. Скорее всего, это те безгрешные, нежные юноши (почти сологубовские «тихие мальчики»), остающиеся за кадром – первый муж Бланш, младший брат Леоны, Капитан... Их гомосексуализм становится здесь символом неприспособленности к жизни, невозможности жить, будучи, заражёнными этим слишком небесным ядом. И эти герои, как самые чистые, самые близкие к раю, уходят, навсегда оставляя след и ощущение невосполнимой потери. Кажется, что именно они символизируют для Уильямса то недостижимое, что мучит остальных его героев. Для Теннесси Уильямса очень важен мотив чувственности. Он часто подчеркивал, что он сам «сенсуалист», что он воспринимает мир чувственно. Здесь существует неразрывная связь между эротической составляющей и тонкокожестью, тонкошеестью, острой реакцией на грубость, постоянной готовностью к боли, однако, не притупляющей её.
Наверное, единственный по Уильямсу возможный способ приобщения к утраченному, к спасению от жизни – творчество. Особое место в пьесах Уильямса занимают герои-творцы. Музыкант Вэл, художницы Ханна и Ви, даже талантливый доктор Джо Бьюконнен и поющая Альма, поэты Том и дедушка Ханны… Ви в «Орфее» описывает свои видения, после которых она пишет картины, лишаясь зрения. Дедушка Ханны умирает, только закончив стихотворение… Здесь также возникает ощущение неизбежности боли, но и её спасительности. Думаю, для самого Уильямса, чей личный космос, скорее всего, напоминал космос его пьес, творчество было спасением, преображением своей постоянной боли в красоту – зыбкую, неуловимую и притягательную.
ОКОЛОтематические статьи, рекомендуемые к прочтению:
Никита Деньгин «Неюбилейные заметки»
Спасибо за прекрасную и внятную статью.